Марии надоели перистые облака, она повернулась к Гурову.
– Красиво отдохнули, милорд! Я благодарна тебе, твоим друзьям. Две недели ни одного слова о съемках, ролях, театре. Даже не верится, что такое возможно.
– Спасибо, очень приятно, миледи, что тебе понравилось, – расцвел Гуров.
– Характер у тебя… – она вздохнула. – Зато ты был великолепен в сцене с этим дебилом. Ночь, огни, шуршит море, отблеск травы и нож в руке. И ты словно заговоренный. А кстати, куда подевалась эта обезьяна с ножом? Как сквозь землю провалился.
– Наоборот, он улетел в Берлин.
– Теперь сознайся, о чем ты ночью беседовал с этой дамочкой? Ты произвел на нее столь сильное впечатление, что она превратилась в цивилизованную женщину.
– Не скажу, – прищурился Гуров. – Да теперь это и неважно.
По проходу пробиралась улыбающаяся стюардесса с подносом, предлагая напитки.
Гуров поставил на откидной столик перед Марией два пластиковых стаканчика с минералкой, привстал, словно устраиваясь удобнее, и взглянул через плечо стюардессы на столики Катерины, которая дремала, и ее пятнистого соседа, спавшего с открытым ртом.
Стюардесса с подносом ушла, вскоре подошла другая, тронула Катерину за плечо, зашептала:
– Простите, там внизу среди вещей желтая кожаная сумка на «молнии» и с поперечным ремнем, случайно не ваша?
– Моя, а что с ней? – Катя облизнула жирные от алой помады губы.
– Расстегнулась, трясет, да и люди вечно лазают, один забыл взять, другой хочет положить, – ответила виновато стюардесса.
– Спасибо, – Екатерина тяжело выбралась из кресла, двинулась по проходу.
– Извини, Машенька, я пойду покурю втихую, – Гуров пошел следом.
Когда он встал, то чуть не столкнулся с Еланчуком, который неизвестно каким образом оказался в этом же проходе. Пропуская Гурова, он задержался у пустого кресла и, закрытый плотной фигурой Гурова, быстро поменял местами стаканчики, стоявшие на столике перед Катей и ее спящим соседом.
Гуров покурил. Катя, видимо, привела в порядок свой саквояж. Они вернулись вместе. Гуров пропустил даму, она села. Гуров взял свою воду, кивнул Марии и Кате, выпил, сел и закрыл глаза. Очнулся на мгновение пятнистый немец, быстро выпил воду, откинул голову, закрыл глаза и вновь открыл рот.
Катерина смотрела на соседа с нежностью, даже с любовью. Улыбнулась. Помада окрасила ее зубы. Улыбка казалась кровавой. Достала зеркальце, вновь улыбнулась, увидела краску на зубах, провела пальцем; затем взяла пластмассовый стаканчик, прополоскала рот и, выпив, откинулась на спинку кресла.
Гуров посмотрел на сидевшего через ряд Еланчука, беззвучно прошептал: