А назавтра, когда установка вошла в стационарный режим, случилось вот что. Сначала фотопленка запечатлела какой-то искривленный треугольник, потом ромб, пятиугольник, шестиугольник...
В причудливую нескончаемую цепь сплетались многоугольники, все более приближавшиеся к кругу. Это была странная и меняющаяся вязь, которая все усложнялась и точно куда-то звала, тянула за собой. Узор становился все причудливее и изощренней.
Сквозь вязь многогранников пробивалась стоячая, вечно бегущая волна синусоид и тангенсоид, которые неизменно закручивались и переходили в спирали. Все сложней становились формы спиралей, все неуловимей и тоньше их контуры. Наконец, все закончилось двойной спиралью - кохлеоидой, каждая половина которой словно повторяла себя самое в невидимом зеркале. Обе спирали кохлеоиды все больше закручивались, усложняли свои витки, пока, наконец, из кохлеоиды не родилось нечто, чему нет названия, чье движение нельзя описать ни одной известной нам математической формулой. Осциллограф по-прежнему светился, но яркая точка выписывала лишь нулевые колебания вакуума. Все исчезло. Мы не решались заговорить.
Не помню, сколько прошло времени, как вдруг опять появились искаженные, построенные не из прямых, а из кривых линий многогранники, которые тянулись во все усложняющейся цепи. Все опять закончилось кохлеоидой и ее вырождением во что-то, не имеющее названия.
Так продолжалось пять дней.
Все мы ходили в те дни придавленные рождающейся где-то в глубине души догадкой. Кто-то хорошо сказал, что мы скользили над пропастью, в которой клубилось и кипело холодным огнем непостижимое.
Мы много раз собирались вместе и спорили о причине странных сигналов, полученных из нашей "ловушки". Все почти одновременно поняли, что эти сигналы - зов разума. Это казалось диким, невероятным, но другого объяснения не было.
- Прежде всего геометрические фигуры! И какие! - говорил тогда бледный от волнения Борис. - Это же неэвклидова геометрия. Это фигуры Лобачевского, фигуры, искаженные в истинном пространстве. Я точно измерил параметры синусоид и тангенсоид, они соответствуют треугольнику с суммой углов в 270 градусов. Это треугольник на поверхности сферы.
Потом говорил Альберт. Всегда спокойный, насмешливый и самоуверенный, тогда он заикался, как второклассник.
- Ведь это диалектика, товарищи. Настоящая диалектика! Сначала треугольник, потом ромб, пятиугольник, стоугольник, круг. Что это, как не общий для всего мироздания марксистский закон постепенного перехода количества в качество? Все усложняется, все увеличивает свои признаки, но новое качество наступает не сразу. Чтобы из многоугольника родился круг, нужен скачок, а не простое увеличение числа сторон. Скачок наступает, и новое качество отрицает старое. Так рождается крут.