Хольштейн подтянул к машине электрические лампочки, болтавшиеся на проводах.
— Конечно, поможет. Первым делом надо демонтировать мосты.
Они энергично взялись за работу. Мотор жирно поблескивал в конусе света от лампочек. Щелкали ключи, скрипели винты. Наступила ночь.
— Вы есть не хотите, Хольштейн?
— Кто-нибудь мог бы сходить за едой.
Пошел механик и вернулся с копченой рыбой, сыром, хлебом и вином. Пришлось помыть руки. Хольштейн сидел на столе, Кай стоял, прислонившись к стене, в одной руке хлеб, в, другой — серебристые куски рыбы, остатки ужина были разложены на бумаге. Все трое с аппетитом подкреплялись, жадно запивая еду бодрящим вином.
Кай слышал, как вокруг сарая гуляет ветер. На стене, между большими зубцами теней, лежал мягкий свет, ливший яркие лучи только вниз, на железные детали. На какой-то миг Каю живо вспомнился вечер с Фруте и юной Барбарой среди лошадей, в неверном свете конюшни. Послышался голос: «Но вы ведь опять хотите уехать, Кай?»
Он прислушался. Потом стряхнул с себя мечтательное настроение.
— Давайте-ка примемся за сборку.
Работали они молча. Кай обратил на это внимание, только когда они закончили. У Хольштейна лицо было серьезное.
— В чем дело, Хольштейн, что это мы все молчим?
Чары были сняты.
— Не знаю, — Хольштейн засмеялся. — Вдруг нашло какое-то странное настроение.
— Я раздобыл еще графитовую примесь для масла, чтобы ослабить трение поршней. Посмотрим, как она действует.
Машину поставили на козлы и запустили мотор. Задребезжали стекла, весь сарай заходил ходуном, заплескалось вино в стаканах, — так бушевал плененный великан, вертя колесами в тесном помещении.
Когда после нескольких минут оглушительного грохота он вдруг смолк, навалилась зловещая тишина. Кай измерил температуру воды и масла и ощупал цилиндры. Мотор заработал снова и своим ревом высосал из сарая весь воздух. Наконец он стал затихать и заглох с подвывом и свистом.
Но к этому замирающему пению подметался издалека другой звук, тихий и протяжный, он упорно нарастал, переходя от глухого бормотанья к чистой гармонии органа, исчезая и возвращаясь еще более громким.
Они стали прислушиваться. Хольштейн метнулся к двери и рывком распахнул ее. Ночь, звездная и прохладная, предстала во всем своем величии. Они напрягли слух. Хольштейн приставил обе руки к ушам и открыл рот, чтобы лучше слышать. Далекий звук еще долго пел в ночи.
Хольштейн обернулся.
— Это машина, которая тренируется на трассе.
— В такое время…
Однако ночь сияла лунным светом. И все же: как машина оказалась на трассе?
Кай ждал. Сомнений не было: они слышали мотор, развивавший большую скорость. У него мелькнула идея — Хольштейн прочел ее в глазах Кая, забежал в сарай и принес секундомеры.