— Вчера вода была такая прозрачная, что, плавая, можно было увидеть на дне собственную тень. Когда я плыла обратно, эта искаженная тень все время скользила передо мной, внизу, несколькими метрами глубже. Казалось, будто самолет летит над облаками, а его тень под ним летит тоже, летит быстро и немного загадочно.
— Тени — это вообще странная штука, — отозвался Кай. — О них можно споткнуться. Разнузданней всего они бывают ночью, при свете фар. Лежат плашмя в каком-нибудь углублении и внезапно выскакивают, как звери, становятся больше и удирают, нагоняя страх. Мне рассказывали такую историю: одному человеку пришлось как-то на проселочной дороге вставлять новую лампу в одну из фар. Когда, сделав это, он опять двинулся вперед, то перед его машиной заплясал какой-то призрак — то вроде бы человек, раскинувший руки, то привидение. Он не знал, что и думать, и лишь много позже заметил, что вместе с новой лампой в фару попал комар и благодаря отражению в параболическом зеркале угодил в полосу света в чудовищно увеличенном виде.
Мод Филби подтянула к себе колени и обхватила их руками.
— Волнующая история! Мне кажется, что вы — романтик…
— Мне тоже иногда так кажется…
— А это не утомительно?
Она уткнулась подбородком в колени. Под купальным костюмом у нее проступала дуга изящно нанизанного позвоночника, — казалось, он может сейчас улететь неведомо куда, если руки его отпустят.
— Для умелого человека — не слишком, — ответил Кай: разговор начал доставлять ему удовольствие.
— А для неумелого?
— А неумелого может постигнуть участь того рыбака, который угодил в собственную сеть и утонул.
— Это, должно быть, весьма неприятный конец…
— Пренеприятнейший, особенно тяжелы последние минуты — представляете, в собственной сети…
— Значит, романтика даже опасна?
— В высшей степени…
— Выходит, и тут надо быть умелым?
— Задача непростая, — задумчиво проговорил Кай. — Надо, хотя бы по традиции, немножко придерживаться романтики. Иначе во что превратится любовь…
Синяя шелковая спина выпрямилась.
— Поплаваем?
Они направились к воде. Мод Филби сбросила туфли. Гравий скрипел у них под ногами. Они крепко ухватились за канаты, ведшие к морю, и, держась за них, осторожно продвигались вперед.
Синяя волна прибоя отливала белизной, она разбилась в пену об их тела и пыталась утащить их в море. Но руки держали крепко; следующая волна уже перекатилась через их головы. Они отпустили канаты и поплыли. Следом за ними плескалась Фруте.
Первый плот оказался рядом с ними. Они обогнули его и оставили позади. Следующий плавал подальше и был пуст — они взобрались на него. Фруте, держа голову над водой, догнала их, словно остаток затонувшей бронзовой скульптурной группы, позволила втащить себя на плот и стала отряхиваться, разбрасывая брызги. Плот качался на волнах. Они стояли на нем.