— Нашел малышей. Ты их еще расцелуй, погань такую! Тьфу, прости господи! — взволновалась толпа.
— Да он сам то!
— Такой же!
— Нетварь, демоненыш!
— Болотное отродье.
— Колдун!
Разбойники теснили взбудораженный народ прочь от мостков, в ход пошли плети и тяжелые ножны, надрывно орал младенец, ругались женщины, вот кто-то вскрикнул, получив мечом плашмя по хребту.
Кай жадно смотрел на сутолоку, прижимая к себе взьерошенного уродца из трясины, глаза его горели нехорошим болотным огоньком. Потом он наклонил голову, улыбнулся.
— Вы, сукины дети, — сказал он тихо и очень зло. — Забыли кто я? Захочу, всех вас маленьким скормлю. Прямо сейчас.
* * *
— Это чего?
— Багульник.
— А это?
— Тополь.
— А это?
— Расцветет — увидишь.
Ласточка варила луковый суп. Вкусно пахло поджаренными гренками, потрескивал огонь в изразцовой печи.
Кай валялся в кровати, натянув одеяло до носа, и от нечего делать разглядывал убранство маленькой ласточкиной комнаты.
Кроме кровати и печи тут еще помещался здоровый деревянный ларь со спинкой, сейчас аккуратно прикрытый лоскутным одеялом. Широкий подоконник превратили в стол с помощью дубовой доски. В нише полукруглого окна, глубокого, как замковая бойница, золотились связки лука. Вдоль покрытых белой штукатуркой стен тянулись темные полки с припасами, в ногах кровати стояла маленькая фигурка святой Вербы, покровительницы лекарей — в прошлогоднем веночке из сухих соцветий, с молитвенно сложенными у груди руками.
На приоконной столешнице красовалась глиняная бутыль, из которой торчали голые прутья с набухшими почками. Они неприятно напоминали Каю пук розог, но Ласточка сказала, что в тепле они выпустят листья — ведь уже конец апреля.
Кай украдкой просунул пальцы под плотную повязку и поскреб бок — ребра срастались, зудела кожа.
Ласточка щедро сыпанула в кастрюльку какую-то пряность, запахло сладко, по-весеннему.
— А это что?
— Мускатный орех. Хватит меня отвлекать.
Голос казался строгим, но Кай давно уже понял, что она не злая. Злая вышвырнула бы его обратно в канаву, а эта зачем-то забрала к себе, кормила с ложки. Сама вон спит на сундуке, постелив старую лисью шубу.
Суп клокотал, исходил душистым паром. Ласточка знала толк в травах. В горшках на полке чего только не было.
— А этооо? — заныл Кай, ерзая в кровати и пытаясь сесть.
— Много будешь знать, плохо будешь… — начала она, но потом сменила гнев на милость. — Базилик.
Оставила стряпню, подошла, присмотрелась, держа в руках деревянную ложку.
Свет из окна падал сзади, подцвечивая русые ласточкины косы золотом. Кай видел россыпь крошечных веснушек на чуть вздернутом носу, ровные дуги бровей над спокойными, как у кошки, глазами.