– Да что ты к нему с салом?! – каким-то приятным, открытым голосом упрекнул полицай носатого и с усмешкой спросил Петрока: – Водка есть?
– Откуда? Нету водки, – выдавил Петрок вдруг осипшим голосом. Гости заговорщически переглянулись.
– Брось зажиматься! – готов был обидеться полицай. – Ставь бутылку, и не будем ссориться.
– Так честно, нет. Что я, врать буду? – стараясь как можно искреннее и потому, наверно, фальшиво сказал Петрок. Однако гости, видно, уже уловили эту неестественность в его голосе и еще больше удивились.
– Ты видел? – после недолгой заминки сказал полицай носатому. – Отказывается!
– Что, жить надоело? А это ты нюхал?
Прежде чем Петрок успел что-либо понять, носатый ткнул ему под нос холодный ствол выхваченного из-под полы нагана. Петрок невольно поморщился от резкой вони пороховой гари.
– Самогону, живо!
– Так я же не имею, – слабо стоял на своем Петрок, хотя уже знал, что его слова никого из них убедить не способны.
– Какой самогон! – вдруг загорячилась Степанида, которая до сих пор молча жалась в тени возле печи. – Где он возьмет его вам?
– Гужу где-то взял, – тихим голосом, почти ласково сказал полицай с повязкой. – А нам жалеет. Нехорошо так. Не по-честному.
– Какому Гужу? Кто вам сказал?
– Колонденок сказал, – уточнил полицай, и Петрок догадался: наверно, это приезжие полицаи из Кринок. Конечно, мост починен, теперь будут ездить и кринковские, и вязниковские, и еще многие из далеких и близких деревень, и все станут заворачивать на Яхимовщину, которая, на беду, оказалась под рукой, при дороге. И Петрок ужаснулся при мысли; что же он затеял с тем самогоном? Разве можно напоить этих собак изо всей округи? Разве у него хватит на это времени, хлеба, двух его старых натруженных рук?
– Колонденок тут месяц не показывался, – смело соврала Степанида, и полицаи недоуменно переглянулись.
– Как это не показывался?
– А так. Не было его здесь. Может, где в другом месте взял.
– Неправду говоришь, – заулыбался полицай с повязкой. – Колонденок не обманывает.
– А ну обыскать! – вдруг закричал носатый. – Все обыскать! Берите лучину и всюду – в сенях, в коровнике...
– Так хутор сожжете, разве так можно с огнем! – запричитала Степанида.
Но двое, что сидели на лавке, живо вскочили и, похватав с загнетки лучины, начали поджигать их в грубке. В дымно мерцающем смраде осветились их небритые и отекшие лица, видно, оба были на хорошем подпитии, и ждать от них какой-либо осторожности не приходилось. С лучинами они подались в сени, слышно было, полезли в истопку, из дверей потянуло стужей, и Петроковы плечи в одной жилетке передернулись дрожью. Двое, что остались в хате, свободнее расступились перед хозяином.