Она присела на низкую скамеечку и начала разматывать веревки, снимать свои обледенелые за дорогу лапти. Петрок же все не мог успокоиться за столом.
– Коли уж до таких дошла очередь, так что же потом будет? Кого же вы через год-два будете раскулачивать?
– А тогда, может, все в колхоз повступают.
– Может, и повступают. Но как с классовой борьбой? Классовая ж борьба не отменяется?
– Может, и отменят. Когда врагов не станет. Много ты знаешь! – оборвала его Степанида.
В самом деле, что он знал, этот темный мужик, который даже не ходил на собрания, редко когда брал в руки газету, никогда не разговаривал с начальством! Только вот берется путано судить обо всем, руководствуясь своим скудным мужицким умишком.
– Что-то все у нас не так, как у людей, – тем временем размышлял Петрок, глядя на вздрагивающий огонек коптилки. – Вон на станции говорил с одним мужиком откуда-то из-под Улы. У них ничего. Тихо. Никого не раскулачили.
– Подожди, доберутся. В глуши, может, живут. За болотом где.
– Может, и за болотом. А у нас?..
– А у нас вот у района под носом. Да и из округа не минуют, при дороге ведь. Оно и хорошо, что при дороге, в том тоже выгода, – сказала Степанида и вспомнила: – Керосину купил?
– Дали. Одну литру. На пай. Много ее хватит, этой литры?
– Ну, сколько хватит. А там подвезут. Дорога же установилась. А про сапоги спрашивал?
– Сапоги? – как-то испуганно глянул на нее Петрок, будто только сейчас вспомнив про сапоги. – Сапог нет, – сказал он и встал из-за стола, малорослый, худой, со впалой грудью старик. Да, старик, потому как совсем состарился в свои пятьдесят лет. Петрок отодвинул подстилку в запечье и что-то взял с кровати, на которой они спали. – Вот вместо сапог.
– Что это?
Она недоуменно взяла из его рук какой-то аккуратненький черный футлярчик, будто легонькую детскую игрушку, и не сразу сообразила, что это и зачем понадобилось ему.
– Скрипка! – сказал Петрок.
– Сдурел ты!
– Можа, и сдурел.
– Это же дорого, верно? – испугалась Степанида. – Вот, ходить не в чем. У Федьки башмаки развалились, а он скрипку? Она же больших денег стоит. Поди, всю десятку отдал?
Петрок неловко потоптался возле нее, взял футляр и, бережно касаясь его заскорузлыми пальцами, раздвинул защелки. Трепетно, будто ребенка, вынул оттуда красную блестящую скрипочку с черной декой и красиво изогнутыми вырезами по бокам.
– Ты же хотела, – виновато напомнил Петрок.
– Когда это я хотела? Когда молодая была, детей не имела. А теперь... Ну, ты сдурел! Во что теперь обуться, хоть босая ходи, а он скрипку! Когда ты на ней играть будешь – зима кончается, сеять скоро...