— Привет! — иронически улыбнувшись, сказал Иван. — Живем, значит?
Иван удивился, он никак не ожидал увидеть его тут, такого же дикого, загнанного, почерневшего от пота и грязи, с почти нечеловеческим выражением на иссохшем лице, в расстегнутой куртке и изодранных в клочья штанах. К тому же немец хромал, еле ступая на одну ногу. Но гляди ты, притащился, при таком состоянии просто завидным было его упрямство. Как привидение, он неотступно следовал за ними, неизвестно на что рассчитывая.
— Брот! — тихо, но с отчаянием в голосе произнес немец.
— Опять брот? — удивился Иван. — Ты что, на довольствии у нас?
Сумасшедший сделал несколько нерешительных шагов к Ивану:
— Брот!
— Ты же собирался в гестапо. К своему Гитлеру.
— Нике Гитлер! Гитлер капут.
— Капут? Давно бы так.
Вряд ли понимая его, сумасшедший, растопырив костлявые руки, терпеливо и настороженно ждал.
— Ладно, несчастный ты Фриц!
Иван запустил руку в тужурку и, не вынимая оттуда буханки, отломил маленькую корку хлеба. Увидев ее в руках у Ивана, немец оживился, глаза его заблестели, дрожащие кисти рук в коротких оборванных рукавах потянулись вперед:
— Брот, брот!
— Держи! И проваливай отсюда.
Иван бросил хлеб немцу, но тот не поймал его, опрометью бросился на землю, обеими руками схватил корку вместе с травой и песком и вскочил. Затем, трусливо оглядываясь, боком подался вниз по склону, все быстрее и быстрее семеня ногами, видно ожидая и боясь погони.
«Может, отвяжется теперь», — подумал Иван. То, что этот гефтлинг опередил их, было безопаснее, чем если бы он все время шел сзади. Иван задумчивым взглядом проводил его, пока тот не скрылся во впадине, и снова лег.
Вчерашний его гнев к этому человеку угас, хотя он не чувствовал к нему и жалости — слишком живы были в его памяти многочисленные образы людей, которых загубили немцы. Правда, он мог быть и антифашистом по убеждениям, доведенным до животного состояния жестокостью своих соотечественников, но мог оказаться и штрафником из нацистской шайки, которому не повезло где-то в его разбойничьей службе. В концлагере были и такие. За последний побег пленных и взрыв бомбы, например, их командофюрера Зандлера (если только он останется жив) тоже по голове не погладят, могут бросить за проволоку вместо тех, кого он не смог укараулить. Впрочем, его поставят командовать и еще облекут властью (вот тебе и гефтлинг!). И как был он собакой, по отношению к людям, так ею и останется, разве что ненависть его к гефтлингам в силу личной неудачи еще усилится.
Фашисты многого достигли в своем энтмэншунге