— Гляди нах гора. Нах гора…
Он понял, что надо было отвернуться, и послушно выполнил ее просьбу. Она тотчас же что-то разорвала на себе и, когда он снова повернулся к ней, уже держала в руках чистый белый лоскут.
— Медикаменте надо. Медикаменте, — сказала она, собираясь начать перевязку.
— Какой там медикамент? Заживет как на собаке.
— Нон. Такой боль очэн плехо.
— Не боль — рана. По-русски это — рана.
— Рана, рана. Плехо рана.
Он оглянулся и, увидев неподалеку серую бахрому похожей на подорожник травы, оторвал от нее несколько мелких листочков.
— Вот и медикамент. Мать всегда им лечила.
— Это? Это плантаго майор. Нон медикаменте, — сказала она и взяла из его рук листья. Он сразу же выхватил их обратно.
— Ну что ты! Это же подорожник, знаешь, как раны заживляет?
— Нон порожник. Это плантаго майор по-латыни.
— А, по-латыни. А ты и латынь знаешь?
Она шевельнула бровями:
— Джулия мнего, мнего знай латини. Джулия изучаль ботаник.
Он тоже когда-то знакомился с ботаникой, но уже ничего не помнил и теперь, больше полагаясь на народный обычай, приложил листки подорожника к распухшей ране. Девушка протестующе покачала головой, но все же начала бинтовать ногу. Впервые Иван почувствовал ее превосходство над собой. Бесспорно, образование у Джулии было куда выше, чем у него, и это увеличивало его уважение к ней. Однако Ивана не очень беспокоила рана, его больше интересовали цветы, названия которых были ему незнакомы. Потянувшись рукой в сторону, он, сорвал стебелек, похожий на обычную луговую ромашку.
— А это как называется?
Проворно бинтуя лоскутком ногу, она бросила быстрый взгляд на цветок:
— Перетрум розеум.
— Ну, совсем не по-нашему! А по-нашему это ромашка.
Он сорвал другой — маленький, синий цветочек, напоминавший отцветший василек.
— А это?
— Это?.. Это примула аурикулата.
— А это?..
— Гентина пиренеика, — сказала она, взяв из его рук два небольших синеньких колокольчика на жестком стебельке.
— Все знаешь. Молодчина. Только вот по-латыни…
Джулия тем временем кое-как перевязала рану — сверху на повязке проступило коричневое пятно.
— Лежи надо. Тихо надо, — потребовала она.
Он с какой-то небрежной снисходительностью к ее заботам подчинился, вытянул ногу и лег на бок, лицом к девушке. Она поджала под себя колени и положила руку на его горячую от солнца голень.
— Кароши руссо, кароши, — говорила она, бережно поглаживая ногу.
— Хороший, говоришь, а не веришь. Власовцем обзывала! — вспоминая недавнюю размолвку, с упреком сказал Иван.
Она вздохнула и рассудительно сказала:
— Нон влясовец. Джулия вериш Иванио. Иванио знат правда. Джулия нон понимат правда.