— Спасибо, мастер кузнец, — сказал он. — Я уж решил, что придется мне рыть яму в одиночку.
Тот ухмыльнулся, показывая исчерна-желтые зубы, которые Бартоломью помнил с той ночи, когда у ворот Майкл-хауза едва не разразилось побоище.
— С вас эль, — напомнил кузнец.
Когда яма была выкопана, помощники Бартоломью начали расходиться. Он отдал все свои деньги, чтобы расплатиться за обещанный эль, и был приятно удивлен, когда половину ему вернули с неловким бормотанием, что это слишком много. На дно ямы он засыпал известь, глядя, как она шипит и пенится в выступившей воде. Кузнец помог ему опустить вниз первые тела: жалкую шеренгу из десяти наспех зашитых в дерюгу мертвецов. Бартоломью насыпал поверх еще извести и оперся на черенок лопаты, утирая вспотевший лоб.
Кузнец подошел и встал рядом с ним.
— Я был неправ, — сказал он и вложил что-то в руку Бартоломью.
Тот недоуменно взглянул на засаленный черный кошель на ладони, потом снова на кузнеца. Тот круто повернулся и зашагал к таверне. Бартоломью нагнал его и развернул к себе.
— Что это такое?
Кузнец упорно отказывался смотреть Бартоломью в глаза.
— Я не хотел. Я сказал им, что это было нехорошо, — пробормотал он и дернулся в сторону таверны.
Бартоломью держал его крепко.
— Что было нехорошо? О чем вы говорите? Мне не нужны ваши деньги.
Кузнец поднял глаза на низкие облака, плывущие по темнеющему небу.
— Эти деньги я получил за то, что устроил ту бучу, — сказал он. — И с тех пор они лежат у меня. Потратил немного, чтобы подпоить моих ребят, иначе они струсили бы тогда вечером. И еще чуток, чтобы похоронить сына мистрис Аткин. Это иудины деньги, не хочу я их.
Бартоломью недоуменно помотал головой.
— Да что вы говорите? — сказал он. — Кто-то заплатил вам, чтобы вы затеяли беспорядки?
Кузнец взглянул собеседнику прямо в лицо, глаза у Бартоломью сделались круглые.
— Да, они заплатили мне, чтобы я подогрел кое-кого из ребят. Вы же помните, как все было, — этот спесивый индюк похвалялся своим богатством, а мы, бедняки, стояли, смотрели и ждали объедков с барского стола, как собаки. — Он сплюнул. — Похоже, они знали, как все будет, и заплатили мне, чтобы уж наверняка началась заваруха. А как только разгорелась бы драка, я должен был отыскать вас и посоветовать держаться подальше.
Он умолк и вгляделся в лицо врача, жадно ловя какой-либо отклик на свое признание. Бартоломью вспомнил события того дня — как он в последний миг успел скрыться за стенами колледжа от разъяренной толпы и как Абиньи рассказал ему, что Генри Оливер приказал Фрэнсису Элтему захлопнуть ворота у него перед носом. Бартоломью потрясенно покачал головой. Чем он заслужил такую ненависть? Он напрягал память в поисках пациентов, которых он не смог вылечить, гадал, не показалось ли кому-нибудь из родственников, что его нетрадиционные методы убили больного, тогда как пиявки могли бы спасти ему жизнь, но так и не сумел припомнить ничего. Перед глазами у него вдруг встало доброе лицо сэра Джона. А в чем сэр Джон или Август с Элфритом провинились перед убийцами? Он вспомнил полные ненависти взгляды, которые Генри Оливер бросал на него с того дня всякий раз, когда они случайно сталкивались.