В считаные секунды все было кончено. Пожар, похоже, едва начался и потому не успел набрать полную силу. Грей обходил комнату, тщательно заливая вином и элем из запасов Уилсона пятачки, которые еще дотлевали. Они предотвратили то, что могло закончиться непоправимой бедой.
Бартоломью аккуратно развернул ковер. Одежда на Уилсоне в одном или двух местах еще дымилась, но огонь погас. Майкл помог Бартоломью взгромоздить мастера на кровать, и Мэттью начал осматривать его. Монах тем временем бродил по комнате, поднимал клочки обугленного пергамента, смотрел, как они рассыпаются у него в руках, и бормотал что-то о счетах колледжа.
Все остальные сбежались на шум посмотреть, что случилось. Первым появился Элкот, за ним Джослин Рипонский, отец Джером, Роджер Элингтон и незаболевшие коммонеры. При виде мастера, лежащего на постели в обгорелой мантии, и склонившегося над ним Бартоломью они остановились как вкопанные.
— Что вы натворили? — набросился на него Элкот.
Вмешался Грей, и Бартоломью восхитился его уверенностью и самообладанием.
— Я возвращался из пансиона Бенета и увидел в комнате мастера какое-то мерцание. Я испугался, что это пожар, и поднялся по лестнице, чтобы послушать у двери. Дымом не пахло, но я услышал чей-то плач. В этом плаче было столько боли, что невыносимо было слушать. Я побежал за доктором Бартоломью, поскольку подумал — вдруг мастер потерял рассудок, как бедный Грегори Колет, а доктор сможет ему помочь. Брат Майкл был с ним, поэтому он тоже пришел.
Бенедиктинец перехватил инициативу.
— Я не слышал плача, — сказал он, — только стоны. Потом что-то грохнуло — должно быть, мастер перевернул стол, а на столе стояла лампа. Хорошо, мы вовремя успели погасить огонь. Похоже, мастер жег документы. — Он протянул Элкоту горсть обугленных обрывков.
Тот с подозрением вступил в комнату. Пол был залит элем и вином, повсюду валялись горелые лохмотья пергамента.
— Зачем он стал жечь документы? — осведомился он. — Зачем перевернул стол? Он же тяжелый. Это не так-то просто.
— Возможно, мастер Уилсон упал на него, — сказал Бартоломью, поднимая глаза. — У него чума.
Элкот ахнул и выскочил из комнаты, на ходу прикрывая рот и нос краем одеяния.
— Чума? Но это невозможно! Он с самого начала был в своей комнате, до него никто даже не дотрагивался!
Бартоломью пожал плечами.
— И тем не менее у него чума. Сами посмотрите.
Элкот шарахнулся и растворился в группе студентов, которые сгрудились у порога. Бартоломью разогнулся.
— Все кончилось, — сказал он зевакам. — Был пожар, но теперь он потушен. Возвращайтесь в свои постели.