— У Натаниэла Фламандца чума, — сказал он. — Меня позвали причастить его.
— А почему бы не поставить пиявок? — спросил Бартоломью; усталость притупила все его чувства.
Уильям покосился на него.
— Доктор Колет ставил ему пиявок, но зараза слишком глубоко засела в теле. — Он протянул к Бартоломью мясистую руку. — Что с Элфритом? Вы проследите, чтобы его бросили в чумную яму?
Бартоломью взглянул на бледно-голубое небо. Уильям все знает? Стоит ли рассказать ему? А вдруг Уильям и Уилсон заодно и вдвоем отравили Элфрита? Бартоломью взглянул на лицо монаха, серое от усталости, и вспомнил, что два францисканца были близкими друзьями.
— Может, лучше похоронить его на церковном дворе? — спросил он, чтобы выиграть время на размышления.
Уильям поразился.
— А можно? Ведь для живых будет безопаснее, если его похоронить в извести в чумной яме.
— Не вижу никаких причин, — ответил Бартоломью, внимательно глядя на Уильяма. — Хоронили же мы других на кладбище, пока чума не разыгралась не на шутку.
Уильям поджал губы.
— Я все думаю об этом. Быть может, это их гниющая плоть, лежащая в освященной земле, способствует распространению заразы. Возможно, если выкопать их и перезахоронить в чумных ямах, смерть остановится.
Настала очередь Бартоломью поражаться. С подобной теорией он прежде не сталкивался. Он бегло обдумал ее, не желая упускать ни единой возможности обуздать чуму, сколь бы неправдоподобной такая возможность ни казалась на первый взгляд. И покачал головой.
— Подозреваю, что это лишь подвергнет риску заболеть тех, кто будет производить перезахоронение, — если не чумой, так другими недугами. И мне не кажется, что мертвые представляют какую-либо опасность для живых.
Уильям посмотрел на него с сомнением.
— Значит, вы похороните Элфрита на церковном дворе?
Бартоломью кивнул, потом заколебался. Если Уильям причастен к убийству Элфрита, то неосмотрительными вопросами врач лишь ставит под угрозу свою жизнь, а если нет, то открытие ляжет дополнительным бременем на и без того изнуренного монаха.
— Вы не… не удивились, когда он заболел? — спросил Бартоломью и тотчас же сообразил, как глупо звучит его вопрос.
Уильям, похоже, опешил.
— Еще за обедом он был жив и здоров, — отозвался он. — Устал, конечно, как и все мы, и был опечален, потому что выслушал предсмертную исповедь владельца пансиона Всех Святых. Да, коль уж вы об этом заговорили, бедный Элфрит отмучился слишком быстро. Хорошо, что брат Майкл оказался рядом, а не то умер бы без покаяния.
Монах зашагал прочь, оставив Бартоломью в полном недоумении относительно того, причастен тот к случившемуся или нет. Были ли его действия, его слова действиями и словами убийцы? А Уилсон? Какова его роль в гибели Элфрита?