Таня заметила, что слово варнаки дед произносит особо: варр-на-ки. Дед дипломатично потоптался на месте, поскрёб за ухом и заговорил миролюбивее:
— Услыхал я из лагеря, что машина тут тарахтит. И как будто остановилась. Ну, думаю, шефы к нам нагрянули. Жду-жду. Нету. Заподозрил нехорошее. Дай, думаю, поднимусь, проверю. — Старик снова хлопнул по карману; — Вооружился левольвертом, а стреляю без единого промаха.
Таня обиделась:
— Дедушка, вы так говорите, как будто мы бандиты какие. Мы, дедушка, пионеры.
Старик смутился. Опёрся худыми руками на трость, сел на краешек трухлявого пенька, повернулся к Тане:
— Хитрость это у меня, маскировка, как говорят на фронте. Но вам скажу по секрету. Только никому. — Он погрозил тощим пальцем:— Ни гу-гу. — И зашептал: — Один я здесь. Лагерь-то пустой! Ни единой души нету!
— Как нету, дедушка?
— А вот так! Все в поход ушли. Памятник там ставить будут. Инструмент у меня взяли, чтобы камень рубить.
— Дедушка, а кому памятник?
— Известно кому — паровозникам. В гражданскую войну их колчаковцы замучили. Старик тяжело вздохнул. — Теперь пионеры им памятник сделают. И клятву дадут — Родину беречь пуще глазу. Бумаги с собой взяли, письма там напишут фронтовикам, чтоб били фашистов, как росомах зловонных.
— Дедушка, а пионеры когда ушли? — спросил Петька.
— Ещё вчера. Любо было посмотреть. Трубы на солнце сверкают, красные знамёна развеваются, приказы боевые раздаются.
Старик замолчал, сдунул с рукава божью коровку, вдруг пожаловался:
— Ушли, а меня с собой не взяли. Просился я, и пионервожатая Галина Федоровна согласилась. А директор Татьяна Петровна отказала. Во-первых, говорит, ты, Игнат Андреевич, не дойдёшь. Во-вторых, ты говорит, есть старший сторож, и кому, как не тебе охранять социалистическое имущество. Приятных слов мне много сказала. Расхрабрился я и даже нашего завхоза Виктора Ивановича отпустил с ними. А теперь вот раскаялся. Страшно одному.
Старик, наклонив голову набок, ласково посмотрел на ребят:
— Вы меня-то простите. Я давеча сгоряча для острастки сказал. Нетути у меня никакой оружии. А тут ещё медведица где-то ходит с медвежонком. Ночью ревела, аж жуть…
Позади деда вдруг хрустнул валежник. Дед вздрогнул, выронил палку, вскочил на ноги.
— Дедушка! — закричала Таня, — не бойтесь, это наш мальчик…
Из кустов осторожно вышел Шурка Подметкин. На ладошке он нёс горсточку жимолости.
Таня подняла с земли трость, подала деду. Дрожащими руками он взял трость и стал оправдываться:
— Надо же, как нервишки у меня разгулялись. Раньше такого и в помине не было. А как пионеры ушли, стал вот таким…