– Я не понимаю одного. Не все же, проводившие эти расследования, такие козлы, как Зуев. И уж наверное, могли проверить, человеческие или собачьи зубы отпечатались на жертвах…
Доктор задумался, теребя мочку уха.
– Тут может быть только один вариант, – сказал он наконец. – Мутация шла не сразу, в несколько этапов. И началось все с психики. Мальчика загрыз хищник почти с человеческими челюстями, немного удлинившимися, – кости не могут меняться так же быстро, как происходят процессы в мозгу… Физические изменения наступили позже. А серебро выступило как антидот, дало старт обратному процессу – лавинообразному и смертельному… И, как я понимаю, поначалу у него были моменты ремиссии…
– Один-то момент точно. Очухался, увидел дело своих рук (в смысле зубов) и подумал на собаку Горянина. И уложил их обоих…
Они замолчали. Граев сам все разложил по полочкам, так что каждый факт встал на свое место, – и все равно не верил до конца в это безумное объяснение безумных событий. Не мог поверить. Хотел найти последнее, самое веское и не известное раньше доказательство.
– Как такое могло произойти? – спросил он доктора. – Что наука думает? Нечто вроде генетически измененных продуктов, про которые все уши прожужжали? Фасоль с геном лягушки?
– Не похоже… Фасоль, даже с геном лягушки, по болоту скакать не сможет. Тут что-то другое… Не знаю, даже боюсь гадать. Кто-то и когда-то поставил перед собой тот же вопрос, что и я: почему предания всех народов кишат историями о боящихся серебра оборотнях? И дал приказ искать в этом направлении. А кто-то другой нашел ответ и способ сделать стихийную мутацию управляемой… Ну, почти управляемой… Слушай, а ведь это никакой не способ лепить неуязвимых солдат. Это же оружие массового поражения! Представь достаточное количество активатора мутации… ну, скажем, на водонасосной станции Нью-Йорка! Через месяц город обезлюдеет. Просто, со вкусом, экологически чисто – потенциальный противник жрет сам себя, – и никаких концов!
Они помолчали, представив апокалиптическую картину, причем печальная судьба нью-йоркцев Граева не взволновала.
– И что теперь нам делать, Граев?
– Тебе – ничего. Сделай вид, что поверил истории с редкой инфекцией. Концы они зачистили вполне грамотно, если не будешь поднимать волну, то все обойдется. А я попробую с этим немного поработать – без шума, пыли и общественной огласки. Исключительно в интересах вдовы… оборотня.
– Ну уж нет! – вскипел Марин. – Не выйдет! Чтобы это могло повториться? Чтобы моих внуков когда-нибудь сожрали? Еще не все потеряно, если выцарапать у них труп… Ну что ты кривишься? Сам знаю, что скорей всего уже сожгли и пепел размешали… Но остался же один образец – какое-никакое, а доказательство. Да и пройти по их следам не мешает. Ни одна лаборатория, хоть она семь раз секретная, не может работать в полном отрыве от научного мира: пользуются открытыми источниками, да и наружу пробивается кое-что: обрывки технологий, побочные несекретные результаты исследований… Засяду в библиотеке – кого удивит, что старый Марин сел наконец за докторскую? Просмотрю все материалы, исходившие из ВИРа, лет за двадцать. Да и в других пороюсь – могли ведь и не сразу засекретить, пока не поняли, с чем столкнулись. Когда знаешь, что искать, – ищется легче. Найду что-нибудь – позвоню. Мы должны взять их за глотку, Граев! Обязаны!