Это конец! Он был в полушаге от спасения, от двери, ведущей из этого свихнувшегося Зазеркалья обратно – в свой родной, уютный и спокойный мир. Был – и сам уничтожил единственную лазейку, навсегда замуровал себя здесь. Все было так легко – прыгнуть вперед, в зеркало, как прыгнул на деревянную поляну; вышвырнуть двойника-самозванца…
Колыванову хотелось выть – и он выл.
…Он оказался на улице, не зная и не понимая, как и когда выполз из дома. Солнце. закатилось уже больше чем наполовину, но напоследок решило доконать Колыванова. Он двигался, не открывая глаз, не мог открыть, почти полз по земле, крепко зажмурившись и медленно переставляя руки и ноги, – но тем не менее ничуть не хуже прежнего знал, что происходит вокруг. Возникшая на мгновение тогда, в схватке с сатиром, способность остро и ясно ощущать все на большом расстоянии вернулась.
Больше того, он знал не только что происходит вокруг, но и что происходило раньше: вот тут, слева, пробежала утром юркая мышь-полевка (это неинтересно, слишком мелкая…); вот тут он сам исходил участок во всех направлениях; а это что? – это следы того маленького человека, как там его звали, Колыванов не помнил, он уже почти ничего не помнил… Дальше, дальше… вот здесь, на берегу, челове-чишка долго сидел, затем вскочил и побежал…
Колыванов шел по следу. Он не понимал, что вело его вперед – не любопытство, нет, любопытства в нем уже не оставалось, как не оставалось других человеческих чувств. Но он упорно стремился туда, где пересекались в одной точке все невидимые глазу дорожки.
Вот и конец пути.
Он понимал все, что здесь происходило, ясно и четко, все до мельчайших подробностей, вплоть до того, куда отлетели выброшенные «Сайгой» стрелянные гильзы. И, конечно, сразу понял, кто убил Сашу, проклятая псина здесь ни при чем (о, как он ненавидит собак!), рыжая сука оказалась тут уже дохлой… Понял – но все равно не вспомнил, как он все сделал.
Зато сразу догадался зачем. И что за неведомая сила влекла его сюда: голод. Самый обыкновенный голод, про который он как-то позабыл… А ведь рядом еда, много вкусной еды…
Ничего неожиданного в открытии не было и ничего странного и пугающего, говорили же ему двойник в зеркале и деревянный дьявол…
На самом деле таких понятий, как «двойник», «зеркало», в том, что осталось от мозга Колыванова, уже не существовало – смутные, никак не называемые образы. Но с дьяволом что-то было связано, что-то важное, что нельзя забыть, нельзя, невозможно, смертельно опасно… о-о-о-а-
Дьявол – Катя, Катя – дьявол… Он несся к дому длинными скачками, стелясь над землей, и повторял про себя последнее уцелевшее имя: Катя, Катя, Катя… Больше имен и слов не было, зато вставала зримая и яркая картина – Катя открывает калитку и заходит во двор, он смотрит на это снизу, из густой тени кустов, бросается вперед и…