В этот момент двери распахнулись, и Анаис, неотразимо прекрасная в сером открытом кардигане, легко сбежала по ступенькам.
– Заждался? – Она была румяная, веселая, в голосе звучали игривые нотки.
Рене широко улыбнулся.
– Куда мы идем? – Он почувствовал, как Анаис взяла его за руку, но, спохватившись, тут же отдернула кисть.
Оба сделали вид, будто ничего не произо-шло. Но повисшая пауза была лучшим подтверждением того, что они подумали об одном и том же.
– Итак, мы остановились на несправедливости общества по отношению к моделям. Точнее, о более частой, чем у мужчин, необходимости раздеваться, – напомнил ей Рене, чтобы уйти от запретной темы. – Я считаю, что женщина создана для любви так же, как мужчина для тяжелой работы и преодоления трудностей. А отсюда вытекает, что для нее обнажаться более естественно. К тому же женское тело гораздо красивее, гармоничнее мужского.
– Ну не знаю, – пожала плечами Анаис. – Что бы там ни говорили о красоте и естественности, но до восемнадцати лет работать мне было гораздо легче. Несовершеннолетним запрещено сниматься в подобных рекламах. Мне никто их и не предлагал. Теперь, конечно, выбор за мной, но иногда режиссер может надавить, если заключаешь контракт. К тому же и платят за подобные вещи всегда на порядок больше. Есть разница: пару раз раздеться и получить за неделю месячный гонорар или вкалывать каждый день, но при этом хранить целомудрие. Пожалуй, я выбираю первое. – Анаис, увлекшаяся своими рассуждениями, не заметила, что Рене уже давно смотрит на нее удивленно. – Что?
– Ты начала работать до совершеннолетия?
– Да, лет с четырнадцати, когда еще жила в интернате. Работодатель стал моим опекуном. А что тебя удивляет?
Рене усмехнулся.
– Нет, ничего. Просто я начал этим заниматься гораздо позже.
– Знаешь, мужчинам вообще проще, для них эта профессия никогда не считалась престижной, поэтому им легче устроиться. А вот девушкам нигде нет хода. Таких, как я, знаешь сколько…
Рене кивнул. Действительно, ему довольно часто на съемках предлагали выбирать партнершу из четырех-пяти девушек, тогда как он сам всегда был единственным.
– Ты права. Будь я женщиной, остался бы за бортом. А тебя вообще устраивает эта работа? Если бы, например, можно было бы зарабатывать чем-нибудь другим?
– В принципе устраивает. Много денег, дорогие тряпки, богатые мужики вокруг, ну и опять же доступ в высшие аристократические круги.
Последнее больно укололо Рене. Значит, аристократизм для нее не на последнем месте.
– Понимаешь, я ведь выросла в материально ограниченной семье. Бабушка не могла мне дать многого. А уж интернат и подавно. Вечная экономия, нехватка денег на элементарные вещи… Я помню, в семь лет сильно разболелась, нужно было лечь в больницу на несколько дней, так бабушке пришлось продать половину мебели в доме, чтобы оплатить мое лечение. Можешь считать меня алчной, но деньги для меня очень важны. Я уже в детстве решила, что добьюсь материального благополучия во что бы то ни стало.