Объединение, в котором он проработал не один десяток лет, захирело, но сохранялось как административная единица – сдавало в аренду свои площади. Евгений Борисович заметил, что сотрудники из всех арендованных офисов бегают в соседние продуктовые магазины и сидят на бутербродах. А поскольку он был гурманом и очень любил готовить сам, ему в голову пришла идея создать фирму по приготовлению и развозке домашних обедов в офисы. Помещение он арендовал на этой же территории – затрат на бензин практически никаких, заявок стало поступать сразу много. Позднее, когда один из главных корпусов переоборудовали в солидный бизнес-центр, он открыл на первом этаже кафе, потом такое же – в соседнем бизнес-центре. Поскольку связи у него были колоссальные еще по прошлой работе, ему достаточно легко удавалось договориться и об аренде, и о покупке оборудования в лизинг, и еще о разных вещах, о которых новичок мог только догадываться.
Именно Чернин, столкнувшись с недоброкачественной рекламой в прессе, стал инициатором создания в городе клуба рекламодателей. Характер у него был легкий, любил он играть на гитаре, так что проблем в общении он никогда не испытывал.
Мало кто мог догадаться, слушая, как Евгений Борисович приятным тенорком выводит романсы, что в его семье идет заключительный акт трагедии.
Несколько лет назад супруги Чернины потеряли единственного сына. Жена считала, что во всем виноват Евгений Борисович, так как сын, глядя, как успешно развивается отцовский бизнес, решил тоже заняться предпринимательством.
– Ради Бога, – только обрадовался Чернин, – мне как воздух нужен толковый помощник. Побудешь около меня с полгодика-год, и пожалуйста – откроем дочернюю фирму либо придумаем что-нибудь новое.
Но сын довольно иронично относился к увлечению отца «кулинарией» и предпочел «мужской, серьезный бизнес» – перегонял подержанные машины из Финляндии, здесь их доводил до ума и перепродавал. Во время одной из таких поездок он разбился.
Жена Чернина всегда была особой экзальтированной, но после гибели сына у нее обнаружилась тяжелая форма шизофрении, и она все чаще и чаще оказывалась в клинике с обострениями. Чернин понимал, что болезнь уже приняла неизлечимый характер, но никак не мог смириться с тем, что жену нельзя забирать домой. Он старался привезти ее в их опустевшую квартиру хотя бы на несколько дней. Все заканчивалось плачевно: оставшись без присмотра, она раздобывала где-нибудь спиртное. Ей было достаточно самой маленькой дозы, чтобы дать волю больному воображению. Она начинала звонить ему на работу, или его сотрудникам, или знакомым, чтобы рассказать, какой ее муж деспот и подлец. В свой последний домашний отпуск она, пока Чернин готовил ей еду на кухне, вытащила из пиджака мужа мобильный телефон и стала названивать по всем номерам, которые видела на мониторе.