Утро начиналось просто замечательно, – аппетит пропал разом… Василий вернул следственную улику на стол, сделал финт хвостом и исчез предрассветной тенью. Митька торопливо доставал чашки с блюдцами, судя по поведению, вины за собой не чувствовал, но выступить со слезами на людях не постесняется.
– Действительно ничего не помнишь? – просто так, для разговору, спросил я. И зря…
– На сей вопрос однозначного ответа как есть не существует. Ибо память человеческая суть терра инкогнитая и запоминанием занимается избирательно до причудливости. Как говорится…
– Митя, не умничай.
– А почему нельзя?
– Потому, что государыня сама вчера призналась, что ты у неё книжку по психоанализу выпросил, на немецком. Кто переводил-то?
– Кнут Гамсунович не отказали, – с неким вызовом вскинулся он. – Вчерась, почитай, всё время после цирка в Немецкой слободе провёл, и беседовали со мной на равных – зело я индивидуум яркий!
– С этим не поспоришь… Методику дачи показаний под гипнозом ты оттуда выудил?
– Никак нет, это ж фокусник давеча на арене показывал, али забыли? Вот я и решился подвергнуться, а ну как и впрямь припомню чего… А бабуля-то со мной ещё до петухов собеседование провела. Говорит, вроде чистый я…
– Это хорошо, если чистый. Попроси Еремеева ко мне.
Обычно глава стрелецкой сотни регулярно являлся к завтраку самолично, но сегодня где-то задерживался, а мне требовался совет. Я хотел получить максимально точные данные об исчезновении молоденьких девиц в нашем Лукошкине.
Лично я ни с чем таким здесь пока не сталкивался, но слухи были… Хотя бы насчёт всё тех же злосчастных Настенек, выгнанных на мороз бесчеловечными мачехами. Причём, как помнится, повезло-то одной, прочие возвращались домой с отмороженными носами. Однако всенародная вера в «авось» была воистину неистребима: парни отпускали на свободу пойманных щук, девицы пёрлись посередь зимы в лес, сёстры прятали малышей от перелётных птиц и не давали пить из лужи от козьего копытца. Не жизнь, а сплошные суеверия…
– Никита Иванович, там стрельцы задержанного привели с пострадавшей! – из сеней доложил Митька.
– А Еремеев где?
– Не появлялся покуда! Дак что, запускать?
– Естественно, рабочий день начался, – лениво потянулся я и, быстренько достав планшетку, приготовился к записи. Хотя мой московский блокнот давно кончился, желтоватой гербовой бумагой государь пока отделение обеспечивал. Вот карандаш сточится, придётся учиться писать гусиным пером… или Филимона Груздева в милицию штатным сотрудником переманить. Каки-и-ие протоколы будут – пальчики оближешь!