– Я щипну-щипну, – обещающе покачал он гусаку головой. – Я так щипну, что… – но шаг ускорил и сошел на обочину, усмотрев здоровенного кузнечика размером со спичечный коробок. Он шевельнул ногой траву – кузнечик сиганул метра на два. Он прокрался за ним и склонился к траве, пытаясь высмотреть, и уже заготовил ладонь ковшиком для поимки.
Трава блестела на свету, и кузнечик скрылся в ней напрочь.
– Вот падла, – по-доброму оценил он и провел рукой по траве. Здоровенная зеленая лягва выстрелила вверх, как из катапульты, и через три шага плюхнулась в воду, приведя в нервозное состояние гусей, вожак которых чуть шею не свернул от резкого поворота.
Он сам отлетел на шаг и, озадаченно расхохотавшись, пошел дальше, все же косясь за спину – не высунется кузнечик? Нет.
Пруд был разделен надвое: полированная тень от берега, нанесенная будто жирными грубыми мазками темно-зеленого цвета, и свинцово-белесая чистая вода – на ней был виден утиный пух.
Он притормозил у белоголового паренька, которого видел вчера с пьяной мамашей. Паренек стоял на старых мостках, слаженных из двух широких досок, уперев левую руку в бок, правую выбросив вперед с ореховой кривой удочкой, глядя что есть силы на кусок темного пенопласта, служившего поплавком. Солнце палило его худую, тоненькую спину и высвечивало красные и розовые прожилки в оттопыренных ушах.
Он плюхнулся на траву за спиной рыбака, откинулся назад и глянул на солнце – солнце не давало на себя глядеть – оно было как золотая печать на горлышке небесного кувшина.
– Ловится? – спросил он.
Пацан, не оборачиваясь, отрицающе покачал головой.
– Скоро в школу, да?
Пацан вздохнул без восторга и переступил с ноги на ногу. В школу было скоро.
Он повернулся на живот и опустил лицо в траву, в ее жесткое придорожное сплетение, и видел эту траву, как множество крепких жил, странно разумно и одинаково устроенных для роста, для жизни, для того чтобы тянуться из комочков пыли и грязи, расти корнями вниз, а вверх – выбрасывать коленце за коленцем, выжимать из себя листики, смыкаясь и переплетаясь с подобными себе, выдерживать крохотный бег муравья и незаметную суету еле видных букашек – он лежал на животе, и сердце его билось в землю, и земля волнами вздымалась под ним, и трава прохладными мягкими перстами трогала его щеку.
Он поднял голову на слабый всплеск. Пацан торопливо приземлил ему под нос головастого пескаря. Пескарь озадаченно дергался, сияя, как портсигар.
– Кулька даже нема, – прошептал пацан.
– Ха… кулька. Надо делать снизку! – довольно протянул он. – А ты умеешь делать снизку?