– Эй!
Козлов обернулся.
У входа в туалет стоял Швырин без шинели. Он принес вылить ведро грязной воды. Уборка, видимо, продолжалась.
– Ну? – сказал Козлов.
– Ничего… Так. Я вот думал – приду, а ты повесился, – прошелестел Швырин.
– Я-а? – удивился Козлов. – Почему?
– Ну так… просто подумал. Прихожу, а ты – висишь. Я даже бежал сюда – так испугался.
– Ты сам повесишься, погоди еще, – пообещал Козлов и тут же испугался, не пожалуется ли Швырин кому-нибудь из шнурков насчет этого обещания, исходящего от салабона, и добавил вдогон: – Ну как там, на смене?
Швырин молча вздрогнул от холода. Ему не хотелось возвращаться.
Козлов вдруг понял это и разозлился так, что чуть не выступили слезы.
– Иди, – прошептал он. – Иди. А то… замерзнешь.
Это был его лес. Это был его покой – и нечего было примазываться.
Швырин внимательно посмотрел на него и, согнувшись, пошел по тропинке к приемному пункту, украдкой что-то смахивая с глаз.
А Козлов стал долбить ломом первую кучу. Лед поддавался, и острые брызги летели во все стороны и в глаза.
Вечерняя казарма была тиха и спокойна, день кончался.
– Товарищ дежурны… – поднял скрюченную морозцем руку к шапке, сваленной на брови, сержант Петренко. – Смена в количестве…
– Ладно, ладно, – махнул ему рукой старлей Шустряков. – Раздевайтесь… Дневальный, чего там у нас сегодня по телику?
Взвод двинулся к вешалкам вместе с облачком морозного воздуха сквозь шумящую людьми жаркую казарму.
Деды со шнурками сразу завернули в ленкомнату – глядеть фильм. Салабоны сбились кружочком в темном кубрике чистить бляхи на ремнях – под таким предлогом можно было снять ремень – и разговаривали про свое.
– Ну что, огребли сегодня? – спросил писарчук Смагин. – Нет? Без жертв?
– Да какое там огребли… – зевнул Кожан. – Больше воплей. Ланг – это тебе не Петрян. Козлов вон огреб, как всегда…
– Петрян – это такая скотина… – прошептал вдруг Попов.
– А ты, что ль, лучше? Вчера кого посылали деды на парашу? Так на хрена меня еще позвал? «Деды сказали…» А никто, я уверен, меня и не посылал, на хрена так делать?! – вспыхнул Кожан.
– Как не посылали, как это, – зачастил обиженно Попов. – Баринцов мне сказал: «Возьми Кожана с собой…»
– Да ладно – затыкай, ведь знаешь же, скотина, что никто спрашивать у Баринцова не пойдет, вот и треплешься.
– А мне кажется, что Петренко справедливый, – вдруг сказал Козлов, сидевший в стороне.
– Ты чмо, Козлов, – спокойно ответил ему Кожан. – Ты думаешь, если меньше бьет, значит, справедливей? Он меньше бьет, но сильней. Но он и видит больше. Ланга наколоть – как два пальца обсосать, а Петряна… Да Петрян сейчас может поиграть в добренького, он свое отзверствовал, увидал бы ты его шнурком, я бы глянул, как бы запел…