– Ну, так чё? И чё? Ну? – бубнил Коровин.
Пыжиков чувствовал, что вспотел, и с омерзением пытался унюхать тяжелый прелый дух, идущий из-под застегнутой наглухо шинели.
Он отклонился от стены, снял шапку и неловкими пальцами принялся расстегивать великоватую шинель, делавшую его похожим на бабу. Уставил руки в бока, будто участвуя в разговоре, а сам глядел в стену и ни о чем совсем не думал.
Из комнаты вылезла еще одна девица – в синем батнике и белесых джинсах, мельком оценила Пыжикова и, опершись подбородком на плечо Наташи, узнавающе-ехидно улыбнулась Коровину, поправила у него что-то на груди; Коровин сбавил накалу в беседе, но тут из комнаты дернулся пьяный бас:
– Ну, какого там хрена?!
Коровин сразу вытянулся злобно, сжав губы, но Наташа буркнула за спину:
– Да погоди ты.
Она переглянулась с подругой, пошептала ей на ухо и важно решила:
– Ну ладно.
– Ну а его куда? – осведомился повеселевший Коровин, не оборачиваясь, показал на Пыжикова, старательно смотрящего в окно.
– Ну-у, – протянула Наташа и стала нетерпеливо постукивать тапочкой по полу. – Может, ты еще взвод приведешь?
Ее подружка в синем опять что-то шепнула на ухо.
– К кому? – в полный голос спросила изумленно Наташа и прыснула. – Я щас умру.
– А чего-о ты? – удивилась в свою очередь подруга. – Давай!
– Ну, веди. Мне-то что, – засмеялась Наташа и уже потащила Коровина в комнату, расстегивая на нем шинель.
Коровин говорил Пыжикову оттуда:
– Ну, в общем, ты иди, вон туда, с ней. Давай, короче, гуд бай. Не срами роту, слышь, давай, ничем не щелкай. Если хочешь есть варенье, не лови этим самым мух, – и смеялся.
Девица в синем прикрыла осторожно за ним дверь, тряхнула кудряшками и позвала Пыжикова:
– Пошли.
Он поскрипел сапожищами за ней по коридору – с утра у него было чувство, будто он рвет мамину скатерть на портянки.
Они спустились на этаж. Провожатая толкнулась в крайнюю дверь, крикнула в шумящую кухню:
– Машка, ты здесь?
Оттуда выплыла толстая девушка в спортивном синем костюме с тонкими белыми лампасами.
– Чего?
Провожатая пошла с ней на кухню шептаться, а Пыжиков опять ждал, постукивая затылком о стену за спиной.
– О Господи, – пробормотала Маша, проплывая мимо него и наклоняясь к двери – она долго не угадывала ключом скважину, потом, плюнув, достала из кармана и нацепила на нос очки – открыла.
– Ты заходи и давай здесь, сюда, – неопределенно проговорила девушка в синем и пошла к лестнице, мельком полюбовавшись своим отражением в стекле, – она торопилась.
Пыжиков неуверенно зашел и остановился, видя себя в небольшом квадратном зеркале, чуть ржавом в углу, – лысого с рыжими бровями, тонким и длинным носом.