- Остановилось! Знаешь, кажется, совсем остановилось! - несколько раз радостно говорила она, а потом вдруг надувала губы и неуютно ворочалась, поглядывая вниз, сквозь одеяло, и по этому ее движению Погодин понимал, что воды продолжают отходить.
Так в однообразных периодах прошло еще минут двадцать: жена то дремала, то смотрела на часы, засекая время схваток, то просила Погодина вытащить из бельевого ящика полотенце.
- Не такое! - говорила она нетерпеливо. - Это слишком большое. Дай красное!.. Как нет, когда я помню, что оно там?.. Ой, снова началось! Как ты думаешь, все будет хорошо, а? - добавляла она жалобно и снова продолжала недовольным голосом. - Ну да, вишневое!.. Разве непонятно, что когда я говорила красное, то имела в виду его.
Погодин вышел из комнаты и вновь бесцельно отправился бродить. По мере того, как он все больше просыпался, страх и беспокойство пробуждались вместе с ним. Ему казалось, что он волнуется куда больше жены, которая, считая минуты между схватками и меняя полотенца, не имела даже времени волноваться.
Кандидат бесцельно заглянул на кухню с неубранной с вечера посудой и стоявшим на столе, завернутым в газету горшком герани. Потом он прошел в кабинет и там уставился на кожаный холодный диван со сползшей на пол простыней и задранным одеялом, диван, на котором он так неуютно спал сегодня. "Не лечь ли снова? Нет, не надо. Что я с ума сошел, не сейчас!" - подумал он, испытывая к дивану почти брезгливый ужас.
Пытаясь успокоиться, Погодин подошел к шкафу, вытащил какую-то книгу, кажется, поэзию Кантемира, прочитал, не понимая содержания, три или четыре строки, и, не достигнув цели, снова сунул книгу в шкаф.
"Все книги, даже самые лучшие - фальшивка, суррогат чужой жизни, и вот доказательство! - неожиданно подумал он. - Мы читаем их, только когда у нас нет своих сильных чувств. Когда же появляются - книги забыты. Читаешь, к примеру, о ужасной резне или эпидемии чумы, и ничего - почти равнодушен, а стоит самому порезать палец или заболеть гриппом... Или книги о любви, что стоят описанные там великие роковые страсти перед нашим маленьким, чуть теплым, но своим чувством?"
Погодин хотел уже включить компьютер, чтобы набросать в двух чертах заинтересовавший его этический казус, когда жена снова позвола его:
- Вася, ты где? Ты почему ушел? Мне одной страшно!
Погодин почувствовал стыд, что бросил ее, и поспешил к ней. Хотя Даше было, как она говорила, страшно одной, это не мешало ей спокойно отсчитывать белые гомеопатические шарики, перекладывая их из квадратной картонной коробочки в жестяную, ежедневную.