— У тебя слишком завышенные требования к морали.
— Но должны же быть какие-то правила. И они есть.
Он покачал головой.
— Нет. Никаких правил нет.
— Ты любишь ее?
Он улыбнулся и ничего не ответил.
— Я люблю тебя, Дэн.
Придурок-официант болтался вокруг со здоровенной треснутой мельницей для перца — это к моему сандвичу. Дэн спровадил его, а я вытерла пальцем потекшую черную тушь.
— Ладно, пойдем.
Он взял меня под локоть, повел к стойке, и вот, миновав группу японских туристов, спотыкаясь об огромные пластиковые сумки, мы очутились на улице и нырнули в его машину. Сам вид этой машины оказался для меня очередным ударом. «Ровер» с вмятиной спереди, с футбольными наклейками, налепленными на заднее стекло, — частичка нашей прежней жизни, именно в этом драндулете мы смеялись, вопили, слушали музыку, занимались сексом.
Очутившись на переднем сиденье, я снова вспомнила Татуированную Адвокатиху и опять расплакалась. А Дэн уже говорил по мобильнику — с ней. По имени он ее не называл, но я же знала, что это она. Разговаривал Дэн подчеркнуто деловым тоном, так, будто они обсуждали своего клиента, но я поняла, что адвокатиха догадалась, в чем дело. И разумеется, отнеслась к этому здраво и мудро. Такая сдержанная. Взрослая. Убила бы!
— У вас, значит, мобильники.
— Ага. Это онанизм такой.
— Можно о ней кое-что сказать?
Он вздохнул. Такой глубокий вздох…
— Мне просто интересно — это что, был выпад в мой адрес?
— Мы с Эрикой давние друзья, — возразил Дэн.
— Эрика. Хоть теперь запомню.
— Она мало чем отличается от твоих подружек, — заметил он.
— Каких еще подружек?
— Ну, вроде Джоди твоей. Вовсе это не выпад в твой адрес.
— Не могу представить ее на футболе, — процедила я.
— Ну что ты. Наша дружба — это совсем иное.
— А-а, — протянула я. — Так это у вас дружба.
— Да.
— В жизни большей брехни не слышала.
— Ну что же. Тем не менее так оно и есть.
Я вскипела.
— Вы друг с другом спите и называете это дружбой?!
— Вик, ты знаешь, я не выношу такого тона.
— Скажи мне правду!
— Мы не спим.
— Но будете спать. Никакая это не дружба. Верно?
Он отрицательно помотал головой.
— Значит, ты не выносишь такого тона, — услышала я свой собственный голос. — Ну так позволь мне кое-что сказать. А я не выношу, когда ты весь раздуваешься от самодовольства!
И он даже не счел нужным ответить.
— Ты у нас всегда прав, а я никогда не права, и ты у нас — такой умный, а я — дура набитая!
— Я не говорил ничего подобного. Просто твой тон… Знаешь, очень трудно разговаривать, когда ты…
— ВОТ КАК, ДА?! — заорала я, заорала так, что если в проезжающих автомобилях стекла были опущены, то там меня, конечно, услышали.