Впрочем, жизнь идет своим чередом. Каждый месяц в наше рекламное агентство обращается какой-нибудь банк. И я усаживаюсь с маркетинговым директором (гуляет на сторону) и с художественным редактором (очухивается после второго развода), и они показывают мне фотографии сияющих парочек. Мы подбираем модели — женщин и мужчин, заставляем их притворяться, будто они муж и жена, ставим их на крылечко дома с табличкой «продано», фотографируем и присобачиваем фото на лист бумаги, где расписаны банковские проценты.
Банкирам нужна любовь. И семья. Все прочее в этом мире гроша ломаного не стоит. А одинокие женщины годятся разве что для рекламы слабительного. И возьмут только ту, у которой вид самый затравленный.
Если начистоту, накололи меня так же, как накалывают всех остальных. Когда миссис Гобл во втором классе литтлвудской начальной школы читала нам сказку, я крепко сжимала ноги, готовая скорее описаться, чем пропустить момент, когда прекрасный принц находит наконец свою Золушку.
В старших классах не иметь парня означало быть пустым местом. Помню Еву — нашего математического гения. Из двадцати пяти возможных баллов у нее было двадцать пять по всем предметам, и единственный парень в классе, которому она нравилась (ас по точным наукам), и близко к ней не подходил — боялся, что его больше не примут в мужское общество. Хотя выглядела Ева вполне ничего. Единственным ее изъяном, помнится, были вечно красные щеки.
Только она из всей нашей школы поступила на медицинский факультет. Она единственная из всех девчонок брала призы на соревнованиях по плаванию (остальные курили). Но я никогда не забуду, как она тихо плакала в своей палатке в школьном походе. Мы допоздна играли в «бутылочку», и кто-то направил бутылку на Еву и спросил, рассчитывает ли она хоть с кем-нибудь по-настоящему целоваться. Дрожь пробирает при этом воспоминании. Но и в тридцать все так же, как и в тринадцать. В одиночку ты пустое место.
Знаю, что моя единственная замужняя одноклассница, Хелена Четтл, прежде не была такой занудой, как теперь — на пятом году своего счастливого брака, благословленного потомством. Знаю, что каждый третий брак распадается и это неизменно оказывается целой драмой. Знаю, я все это знаю! Но куда ни посмотри — хоть в детские книжки, хоть на банковские проспекты, — всюду мерещится, что меня здорово накололи. И ничто, кроме белой фаты и младенца в подоле, меня не спасет.
А не подослать ли к невесте парикмахершу с микрофоном в рукаве и со списком вопросов? Должен же кто-то мне объяснить, как такого добиваются. Видит бог, родители этого не сумели.