В первой области – чувства – духовно-творческое начало обнаруживается чувствованиями любви, сострадания, жалости по отношению к другим живым существам – чувствамистыда, нравственного достоинства, чести; по отношению к собственной жизни личности – чувствами любви к правде, истине, красоте, добру или духовному совершенству вообще, по отношению к миру, как целому, а на высшей ступени – любовью к Богу, как высшему источнику или идеальному символу абсолютной правды, красоты и совершенства.
Во второй области – мысли – то же начало проявляется в идеях самоотречения, самопожертвования и безусловного нравственного долга – долга создавать, оберегать, поддерживать, умножать и возвышать духовную жизнь мира в ущерб своей личной жизни.
Таковы главные устои нравственной жизни человека, находящиеся внутри его и сводящиеся к одному общему принципу – «мировой воли к жизни высшей духовной, которая есть и мировая любовь, и мировое сознание безусловного нравственного долга». Очевидно, личность человека не есть только его животно-психическая индивидуальность, а сочетание этой последней с мировым духовным началом, с божественною творческою силою, создавшею мир, и в этой последней находятся корни всей нашей нравственной жизни.
Смысл жизни[78]. С. Л. Франк
Вступление
Имеет ли жизнь вообще смысл, и если да – то какой именно? В чем смысл жизни? Или жизнь есть просто бессмыслица, бессмысленный, никчемный процесс естественного рождения, расцветания, созревания, увядания и смерти человека, как всякого другого органического существа? Те мечты о добре и правде, о духовной значимости и осмысленности жизни, которые уже с отроческих лет волнуют нашу душу и заставляют нас думать, что мы родились не «даром», что мы призваны осуществить в мире что-то великое и решающее и тем самым осуществить и самих себя, дать творческий исход дремлющим в нас, скрытым от постороннего взора, но настойчиво требующим своего обнаружения духовным силам, образующим как бы истинное существо нашего «я», – эти мечты оправданы ли как-либо объективно, имеют ли какое-либо разумное основание, и если да – то какое? Или они просто – огоньки слепой страсти, вспыхивающие в живом существе по естественным законам его природы, как стихийные влечения и томления, с помощью которых равнодушная природа совершает через наше посредство, обманывая и завлекая нас иллюзиями, свое бессмысленное, в вечном однообразии повторяющееся дело сохранения животной жизни в смене поколений? Человеческая жажда любви и счастья, слезы умиления перед красотой, – трепетная мысль о светлой радости, озаряющей и согревающей жизнь или, вернее, впервые осуществляющей подлинную жизнь, – есть ли для этого какая-либо твердая почва в бытии человека, или это – только отражение в воспаленном человеческом сознании той слепой и смутной страсти, которая владеет и насекомым, которая обманывает нас, употребляя как орудия для сохранения все той же бессмысленной прозы жизни животной и обрекая нас за краткую мечту о высшей радости и духовной полноте расплачиваться пошлостью, скукой и томительной нуждой узкого, будничного, обывательского существования? А жажда подвига, самоотверженного служения добру, жажда гибели во имя великого и светлого дела – есть ли это нечто большее и более осмысленное, чем таинственная, но бессмысленная сила, которая гонит бабочку в огонь?