Впрочем, мне-то что?
Боль ушла. Обида ушла. Память тела тоже ушла. Люблю? Нет. Помню...
Что сказать? Что полюблю? Глупо. Я сам в это не верю. Слишком мало прошло времени после той любви. Не хочу.
—Злата, на войне нельзя любить, — вдруг хватаюсь я за спасительную соломинку. — Здесь все неправильно. Все не так. Ты милая, нежная, тебе нужен хороший парень, дом, дети, достаток. Ты должна уехать в Белград, забыть войну, найти там свою любовь. Я не тот, кого ты полюбишь. Тебе просто кажется, что ты меня любишь. Я ведь совсем другой, и когда закончится война, я стану тем, кем был до нее...
—А кем ты был до войны? — спрашивает Злата, словно и не заметив всю остальную тираду.
Я опять теряюсь. Кем я был? Как объяснить этой девочке, что такое «крутиться» в России?
—Пытался зарабатывать деньги.
—Ты бизнесмен?
—О нет. Бизнесмены — это те, кто ездит на шикарных машинах, у кого фирмы, заводы, рестораны. У меня всего этого нет. Я просто пытался зарабатывать по чуть-чуть везде, где можно.
—Так ты спе-ку-лянт, — со смехом, нараспев, произносит Злата. — Я читала в книжках. В СССР были такие спе-ку-лянты.
Это сравнение меня почему-то обижает.
—Ну нет. Что ты. Вообще я по диплому инженер-электронщик. Знаешь, что это такое? — вспоминаю я ни с того ни с сего о брошенной много лет назад профессии.
—Конечно, знаю. Но ты не инженер.
—Это почему?
—У тебя душа — перекати-поле. Ты не можешь сидеть на месте. Ты не инженер.
Я замолкаю, удивленный этой точностью ее наблюдений. Вот тебе и девочка. Раскусила меня. Разобрала по косточкам.
В село мы возвращаемся к ужину. На пороге госпиталя Злата насмешливо смотрит на меня, потом запускает ладонь в мои волосы и с легким вызовом говорит:
—У тебя страшное имя. У нас оно почти не встречается. Был такой валахский князь Влад Цепеш. Дракон. Он был великий воин и безжалостный палач. Тысячи людей он посадил на кол. По легенде он стал вурдалаком.
—Злата, для тебя лично я обязательно стану вурдалаком, прямо сегодня. Ночью жди. Выпью всю кровь до капли.
—Хорошо, — в ее глазах опять вспыхивают бесовские искорки. — Я специально оставлю открытым окно.
Окно действительно было оставлено открытым...
Под утро меня еле отыскал запыхавшийся Бабюк. Отряд по тревоге уходил в горы.
С позиций мы возвращаемся аж через неделю. По всему фронту идут тяжелые бои. Хорваты и мусульмане рвутся в долину. Мы как можем держим линию. Но сил слишком мало. За неделю боев у нас двое убитых — оба сербы. И ранен Олег Бабюк. Минометным разрывом его сильно порубило осколками. Уносили его с положая (позиции) совсем плохого... Начались перебои с боеприпасами. Все реже и реже нас поддерживает артиллерия — нет снарядов. Да и с патронами становится все хуже. Штабель цинков в блиндаже стремительно тает, а подвоза все нет. Нас меняет сербская рота из бывшей книнской бригады. Бывшей потому, что Книн уже два месяца в руках хорватов...