В конце концов это ему удалось. Остановившись, чтобы передохнуть, Крячко вдруг услышал, что шаги Колюни быстро удаляются в сторону. Это придало ему оптимизма, и Крячко, удвоив усилия, снова принялся ползти наверх, цепляясь за сучья и ветки.
В какие-то моменты ему делалось совсем плохо – все плыло перед глазами, а голова наполнялась оглушительным похоронным звоном. Крячко ронял голову на сырую землю и долго отлеживался. Постепенно все приходило в норму, и он снова отчаянно карабкался наверх.
Время тянулось так медленно, что Крячко никак не рассчитывал выбраться из своей ямы до рассвета. Поэтому он очень удивился, когда вдруг подъем закончился, вес собственного тела перестал тянуть его вниз и он смог улечься совершенно горизонтально. Некоторое время он так и лежал, отдыхая и не веря своему счастью.
Однако лежать долго было опасно. Крячко и без того основательно промерз и потерял много крови. Сейчас ему во что бы то ни стало нужно было двигаться.
Процесс перехода в вертикальное положение оказался почти непосильным делом. Крячко несколько раз падал, но снова вставал, цепляясь здоровой рукой за смолистые лапы кривой сосенки, росшей на краю оврага. Наверное, он наделал много шума, но, к его счастью, никого поблизости не было – похоже, его преследователь вернулся на шоссе. Во всяком случае, он никак себя не обнаруживал.
Поднявшись, Крячко неожиданно осознал, что двигаться он уже не может – у него просто не осталось для этого сил.
Крячко осторожно опустился на землю и сел, привалившись спиной к дереву. Его трясло.
«Ладно, Крячко, – сказал он себе. – Отдохни и думай, что делать! За тебя этого никто делать не станет. Думай!»
Но ни подумать, ни отдохнуть ему не дали. Со стороны шоссе вдруг послышался многоголосый рев моторов, сквозь частокол стволов замелькали лучи фар, а потом захлопали дверцы и тревожно забормотали голоса.
Крячко напряженно всматривался в темноту, с некоторым удивлением осознавая, что ушел совсем недалеко и по-прежнему находится рядом с дорогой. И чем больше он всматривался, тем яснее ему становилось, что положение его ничуть не улучшилось, а люди, которые только что подъехали, вовсе не желают ему добра.
Ливанский оторвал голову от подушки в тот момент, как раскрылась входная дверь. В глазах его отражалась тревога, почти паника, но выглядел он, по мнению Гурова, совсем неплохо. Во всяком случае, лучше, чем в день ареста. Не было причин не верить врачам, но Ливанский не слишком-то походил на больного.
Вот напуган он был изрядно. Гурову даже показалось, что Ливанский ждал его прихода. Ну, может, не его именно, но какого-то неприятного визита он явно опасался. Поэтому и повел себя соответственно. Для начала он решил спрятаться за агрессией.