– Здравствуйте, Юнес Саидович, – негромко сказал Гуров, подойдя почти вплотную. – Нет-нет. Никаких претензий. Напротив, это я приношу вам извинения за эту досадную задержку. Просто мне необходимо было встретиться с вами в, скажем так, неформальной обстановке.
– Кто вы такой? – Акцент в его речи не чувствовался совершенно. – Не имею чести быть знакомым с вами.
– Поверьте, – Гуров постарался придать голосу максимальную убедительность, – наша встреча, каюсь, мною подстроенная, она и в ваших интересах. Может быть, поговорим у вас в машине? За это время, глядишь, наши шоферы разберутся друг с другом, не хотелось бы вмешивать в этот мелкий инцидент ГИБДД…
Набоков пристально поглядел в лицо Гурову, чуть заметно усмехнулся и широко шагнул к «Форду», сделав Льву приглашающий жест рукой.
– Что ж, Лев Иванович, – иронично произнес Набоков через минуту, возвращая Гурову его внимательно изученное удостоверение, – как только люди не знакомятся. Моя секретарша в подобного рода случаях – опыт у нее богатый, с ней знакомились и более экстравагантными способами – обожает цитировать милый детский стишок: «Добрый вечер! Я вам рада! Но чего от нас вам надо?! Следую ее примеру. Итак?
– Я знаю, ваше время ценится дорого. Поэтому прошу у вас лишь пятнадцать минут. Выслушайте меня, желательно не здесь, хоть салону вашего «Шерифа» любой кабинет позавидует. А когда выслушаете… Возможно, захотите продлить наш разговор.
– Что ж, – немного помедлив, ответил Набоков, – пожалуй… Ибрагим, немедленно зови сюда Мусу и своего напарника. Там и без них разберутся. Иначе никогда не доберемся домой. Пора покинуть место этого забавного спектакля; я ведь правильно понял, полковник, это был спектакль? Нет, Ибрагим, не волнуйся. Можешь спокойно оставить меня на две минуты в обществе полковника. Он не собирается меня убивать! Вы, господин Гуров, водку хорошую пьете? – повернулся Юнес Саидович к Гурову. – Славно… Я тоже, хоть и мусульманин. Сейчас приедем ко мне, в честь такого нестандартного знакомства немного выпьем. Я внимательно выслушаю вас. Но вам придется быть чертовски убедительным, чтобы оправдать всю эту… нестандартность.
…Охлажденный ровно настолько, насколько нужно, шведский «Абсолют» под тартинки с малосольной семгой подействовал на уставшего и перенервничавшего Льва буквально живительно, да и хозяин нравился ему все больше, вызывал безотчетную симпатию, а Лев привык доверять таким своим ощущениям. Небольшая комната на втором этаже набоковского дома, где они сидели, производила сильное впечатление и многое говорила о вкусах и пристрастиях хозяина. Настоящие – это Лев понял сразу – ширазские ковры на стенах, а на этих коврах такая коллекция холодного оружия, что оторопь берет. Нет, ей-богу, это же натуральная японская «катана» времен четвертого сегуната. Да-а! Дороже хорошей иномарки. Тут же, чуть ниже, кинжальчик, турецкая работа. Сине-черный отлив кромки лезвия, благородная шагрень рукоятки. Похоже, сработан в Анкаре, лет четыреста тому как. Ах, какое оружие! И если бы только оружие: рядом, в простенке, две грамотно подсвеченные небольшие картины. Пейзажи. Средняя полоса России, начало весны. Даже слабо разбиравшийся в живописи Гуров мгновенно почувствовал – это действительно живопись с большой буквы. И, конечно, подлинники.