Так и шли дни. Тягуче, уныло, скучно. Дом – султанский дворец – дом. Даже с инспекцией аль-Магриби никуда не ездил, не говоря уж о том, чтоб на войну какую собраться. То ли вообще войн не было, то ли не те это были войны, в которых важному нишанджи поучаствовать не стыдно.
Пару раз Олег Иваныч сталкивался во дворце с Ыскиляром-каны. Евнух лишь плевался да шипел, словно змею увидел. Впрочем, никаких пакостей не делал – и на том спасибо. Прошло уже недели полторы с той самой встречи в бассейне, когда Олег Иваныч вновь заступил в ночной караул – Гасан-эфенди был приглашен на ночное заседание дивана. Заниматься важными государственными делами, надо полагать. Под жаркое из баранины, гашиш с опиумом да танцы живота, исполняемые специально обученными арабскими невольницами.
Душных, наводящих тоску коридоров на этот раз, слава Богу, не было. Телохранители прибывших сановников прохаживались в саду, занимавшем большую часть внутреннего двора. Апельсиновые деревья, стройные кипарисы, оливы, тщательно подстриженные кусты, посыпанные нежным белым песком дорожки, обширный пруд, беседки с позолоченными крышами. И тишина. Полнейшая. Говорили, что в этом саду, в одной из беседок – никто не знал, в какой, – любил читать арабские стихи наследник, принц Баязид. Потому – никакого вертепства в саду не допускалось. Охранникам строго-настрого приказано следить за своими хозяевами – мало ли, в сад подышать выйдут, так чтоб не шумели, – а буде понадобится, тихонько уводить их домой, пользуясь гостевыми носилками.
В числе других охранников, Олег Иваныч прохаживался взад-вперед вдоль северной стены дворца – уходить дальше в сад не разрешалось – и думал. Все о том же. О Софье, о побеге, допрежь которого необходимо разыскать Гришу, в чем давно обещался помочь Иван… нет, теперь уже точно – с недавних пор правоверный мусульманин Яган-ага. Яган уже не таскал носилки – по протекции Гасана-эфенди назначен офицером в артиллерийский полк, где и проявлял свои способности. Потихоньку сбывались мечты бывшего рязанского холопа.
Не всем невольникам так везет, как Ивану-Ягану или, скажем, Олегу Иванычу. Можно и в каменоломни угодить, и к какому-нибудь бедняку-ремесленнику. Вот уж хуже нет, как к бедняку попасть – и кормить толком не будет, и работать заставит на износ, до седьмого пота. Такие хозяева за полгода немногих своих рабов до смерти доводили, потом снова на рынок шли, торговались до седьмого пота, выгадывали, кто подешевле. Так и Гришаня мог попасть, несмотря на ум свой да ученость. Языка-то турецкого не знает, впрочем, по-тюркски тут только анатолийские пастухи болтали, кто поважнее – больше на арабском и даже греческом. В общем, смесь какая-то получалась, только знатным людям понятная. А знает Гриша греческий? Кажется, нет. Латынь только да немецкий. Ни то ни другое здесь не катит. Тем более – уж арабского точно не знает. Вот и попадет к какому-нибудь бедняку-скареду. Или, того хуже, к извращенцу типа Ыскиляра-каны. Что ж тянет, Иван-то? Мало, что ль, у него знакомых на невольничьем рынке? Друг, называется. Надо поторопить бы.