Расстояние выбрали оптимальное.
Ближе – нехорошо, выстрелы услышит стража на воротной башне. А пострелять, скорее всего, придется. Олег Иваныч и прихватил с собой аркебуз. Ну, услышать-то их и с трех верст услышат, да не будет большой охоты отправлять туда – невесть куда – отряд с целью проверки.
Устроить засаду дальше – тоже нехорошо. Мало ли, куда по пути свернуть могут. Дороги-то подмерзли, да и снега не так много вокруг, езжай, куда хочешь.
Потому расположились в небольшой рощице. Голо, конечно, да хоть какое-то прикрытие. Тем более светает сейчас довольно поздно. Оделись тепло, теперь сидели, балагурили шепотом, вслушиваясь в темноту – не всхрапнет ли лошадь, не скрипнут ли полозья?
Не скрипели полозья, не всхрапывали и не ржали лошади. Вообще не было никого – ни прохожего, ни проезжего. А солнце-то уже встало. Может, передумали?
От нечего делать Олег Иваныч достал из круглой деревянной коробочки пули, маленькие металлические ядрышки, штук десять.
– Гришаня! Ты ж вчера говорил, всего пять осталось.
– Говорил. Пять и было. А эти я у знакомого стражника вчера попросил – я тоже ему давал однажды, когда стрелять за Детинцем учился. Он не для ружья, для пращи брал – ворон с огорода сбивать. Все жаловался, ворон много.
Олег Иваныч почувствовал вдруг, как словно сжал кто-то горло изнутри холодной рукою. Детинец. Стражник. Пули. Праща. И вмятина на нагруднике «бригантины», рядом с единорогом.
Солнце между тем поднялось довольно высоко. Не к заутрене дело шло – к обедне! Никто не ехал. Олексаха и Демьян Три Весла зевали. Гришаня озабоченно чесал затылок.
– Сворачивайтесь, други! – приказал Олег Иваныч. – Не будет нам ни Митри, ни его людей, ни Маши с Ондрюшей. Последних двух, скорее всего, вообще на свете не будет. В чем им следует благодарить нашего друга Гришу.
Гришаня вздрогнул, глянул затравленно. Уже обо всем догадался: стражник!
Глава 8
Новгород. Весна 1474 г.
Убийца думает, что он
Убил, убитый – что убит.
Непредсказуемый закон
Моих путей от глаз их скрыт.
Ральф Уолдо Эмерсон, «Брама»
Смерть герцогу Немону угрожает.
Мавр норовит опять его ударить.
«Песнь о Сиде»
Кружили в безоблачном небе белые чайки. Покрытые барашками волны бились о низкий берег Магриба. Пропахшая рыбой фелюка входила в гавань тунисского бея.
Уверенной рукою вел корабль кормчий – видно, хорошо знал фарватер. Да и ему ли не знать, прожившему здесь, в Тунисе, практически всю жизнь?
На низкой корме стоял желтолицый старик, похожий на высохшую воблу, и угрюмо смотрел вдаль, туда, где, по его представлениям, находились страны неверных.