Олег Иваныч не поленился, самолично зашел в келью к Гришане. А чего тут идти-то – рядом, через двор. Гриша в сером, с серебром, кафтане тонкого английского сукна, высунув язык, азартно водил пером по листу пергамента: переписывал какую-то книгу.
– Остромирово Евангелие, – пояснил. – Для боярыни Пистимеи Ивановны. Очень ей то Евангелие понравилось, вот и стараюсь. Бумагу боярыня терпеть не может. Вишь, по пергаменту работаю. Боярыня стара, да не прижимиста, деньжатами частью вперед уплатила.
– Да уж я вижу. Кафтанец-то на тебе, чай, не за медяки!
– Да уж… Серебришка отвалил изрядно. Рад тебя видеть, Олег Иваныч! Хотя… ты ведь теперь у нас человек важный, просто так не заходишь, – Гриша притворно вздохнул. – Понадобился зачем-то, так ведь?
Олег Иваныч взял с подоконника глиняный кувшин, принюхался. Вроде пиво…
Гриша кивнул: наливай. Сам тоже протянул кружку.
– У тебя, Гриша, с Ульянкой-то как? – утерев бороду рукавом, поинтересовался Олег Иваныч.
– Хорошо, слава Богу. А чего спрашиваешь, будто не знаешь?
– Дело есть.
– Наверное, пакость какая-нибудь? Как там? «В порядке оперативно-розыскной деятельности». Угадал?
– Ну… Почти.
А ведь и вправду – пакость. То, во что намеревался Олег Иваныч втянуть Ульянку. А как иначе? Добровольцев на такое дело не сыщешь, вот и приходится выезжать на родных и близких. Софью на такое дело не пошлешь. Происхождение не позволяет, да и известна она в городе многим. Олексахина Настена больно простовата да на руку тяжела, для тонких дел не годится. Остается одна Ульянка. Умна, красива, обучаема. И к авантюрам склонная.
– Ладно, Олег Иваныч, не ходи вокруг да около. Говори, что надо?
– Ну, слушай. Мне напишешь сейчас две грамотки разными почерками. А насчет Ульянки сделаем так: завтра утром…
Утром чуть подморозило. Не так, чтобы мороз трещал, но щеки покусывало. Стражники, дядько Кузьма и Онуфрий, стояли в конце Славны, на проезжей башне. Воздух свеж, прозрачен и чист. Небо голубело так, словно вот-вот должны вернуться благословенные весенние дни.
Наконец-то появившееся после долгих пасмурных дней солнце светило так ярко, что подошедший к самому краю заборола Онуфрий прищурил глаза.
Дядько Кузьма кемарил в углу, завернувшись в бобровый плащ. Скоро подыматься ему. С утра прискакал подьячий, привез котел с дегтем. Сказано было: разогреть да петли на воротах промазать, чтоб не ржавели. Грязная работенка, да куда деваться! Самого тысяцкого приказ, Симеона Яковлевича. Запалили стражники костерок, котел подвесили. Теперь ждали, когда разогреется, Кузьма вон уж и заснуть успел.