Пфердхен подскочила к солдату.
– Свое первое место я посвящаю тебе, Николас! – воскликнула она. – А остальные свои места я могу посвятить тебе в уединенном гнездышке. Его мне уступила подруга. Так как?
Объятый ужасом Лавочкин соврал, что должен всю ночь бдеть в незавершенной зале, и, успешно сымитировав огорчение, отказался от щедрого предложения гномихи-терминаторши.
Раздобыв матрас и одеяло, Коля в самом деле улегся возле трудящегося над эскизом художника. Скучающий маэстро разговорил солдата. Правда, сфера интересов рисовальщика отличалась изрядной оригинальностью.
– Господин Николас, – обратился он к Лавочкину. – Моя работа значительно ускорилась бы, если бы вы сочли возможным рассказать о каких-нибудь досадных случаях. Меня сильно вдохновляют истории реальных людей об обстоятельствах, в которых им было ужасно стыдно. Порадуйте меня чем-нибудь гадким.
По-настоящему стыдно Лавочкину бывало нечасто.
Навскидку он вспомнил, как на втором курсе сильно обидел преподавателя культурологии. Его имя и отчество солдат уже не помнил. Такое часто случается, когда у человека смешная фамилия. Культуролога звали Скоморохов.
Скоморохов был натурой одухотворенной и имел внешность херувима пенсионного возраста. В тот памятный день препод пришел на лекцию в прекрасном расположении духа. Объявил тему: «Введение на Руси азбуки Кирилла и Мефодия».
Поток записал тему и с чувством выполненного долга предался разговорам. В аудитории воцарился привычный гул. Скоморохов заговорил громко, не обращая внимания на шум. На лекциях преподаватели вели себя подобно гоголевскому Хоме Бруту, разве только не чертили мелом защитного круга. Читали материал, как тропарь, а уж на экзаменах отыгрывались.
Коля развлекал соседок едкими комментариями в адрес «Скомороха» и его лекции. Препод веско чеканил слова:
– Важнейшим событием в становлении русской культуры стало изобретение азбуки…
И тут шум сам собой стих (такие замирания случаются довольно часто) и на всю аудиторию раздался голос Лавочкина:
– Морзе!!!
– Морзе?.. – растерялся Скоморохов. – При чем тут Морзе?
Он медленно пал с культурологических высот на бренную землю.
– Вон! Вон!!! – закричал рассерженный препод, топая ногой. – Если вы не окончательный хам, то принесете мне свои извинения. А сейчас – вон!
Через пару дней Коля явился на кафедру культурологии. Вечерком. Скоморохов сидел в кабинете один.
– Здравствуйте, я принес…
– Что?
– Ну, вы сказали принести извинения… – напомнил Лавочкин, выставляя на стол водку и скромную студенческую закуску.
– А… Ну, садитесь… – Стареющий херувим полез в шкаф за стаканами…