– Назло коварному соседу здесь будет город заложен… Любопытно, за сколько можно заложить Санкт-Петербург? Я думаю, гульденов за сто, купчишкам каким-нибудь…
– Маловато будет, Петр Алексеич, продешевить изволишь, – убежденно отвечает Меншиков. – Да уж за все сто пять, не менее.
Петр, который Коля, выходит из шатра. Хлопает по плечу часового, мол, орел.
Невдалеке марширует рота солдат, одетых в яркие, расшитые бисером кафтаны и куртуазные кожаные штаны.
Меншиков поясняет:
– А вот и наш потешный полк пожаловал!
Командир полка вкрадчивым голосом докладывает:
– Ура! Мы ломим! Гнутся шведы!.. Государь, только что мы провели разведку боем…
– А герлом вы разведку не пробовали проводить?! – лукаво осведомляется Петр-Коля и неистово хохочет.
В сторонке топчутся и громко переговариваются богатые иноземцы. Царь обращает внимание и на них:
– Что за ажитация? Кто такие будете?
Самый важный отвечает, коверкая речь:
– Ми есть голландские кюпцы. Здрав будь, херр Питер.
– Ты кого Питером назвал, нечисть немецкая? – бросается на него с кулаками Меншиков.
– А я бы на другое слово обиделся, – ухмыляется солдат-часовой.
Лавочкин уже думает о своем.
– Постой, Меншиков, вельми чудный сон видел я сегодня: привычно открываю окно в Европу, а там надпись: «Windows-XP»! Не пойму, к чему бы это. Помогите, люди торговые. Растолкуете – награжу, а нет, так отправлю в Кунсткамеру, на экспонаты.
Только сказал он это, а перед глазами – зал Кунсткамеры. Шестистенный синий зал. В центре, на столе, – банки с экспонатами. В каждой банке – по серому сморщенному человеческому пальцу, и надпись: «Пальцы Страхенцверга. Светятся в темноте».
Оборачивается Петр-Коля, а в углу – витрина с длинной-предлинной бородой гномьего колдуна.
Закатывает царь-рядовой глаза к потолку, а там – ужасные сцены, будто срисованные с картины в незавершенном зале.
– Тьфу, срамота! – Государь топает в сердцах…
…и понимает, что его пнули в подошву.
– Вставай, – сказал охранник. – Жратву принесли.
Уплетая овсяную кашу, Лавочкин боролся с вернувшейся клаустрофобией и усиленно размышлял над увиденным во сне. Ералаш с Петром Первым был совсем не интересен, да и почти не запомнился. А вот отрывочек про комнату Кунсткамеры явно на что-то намекал… Дескать, думай, Колян… Пальцы, стены, борода, похабная картинка…
Парень уставился на гадкую фреску, постаравшись смотреть, как говорится, новым взглядом. Так увлекся – даже кашу на штаны пролил.
– Значит, старик-гном говорил о причинных местах… Тихо, Колян, без фанатизма. Причинные места.
На картине было сколько угодно таких мест. Двадцать пять. Обладателей и обладательниц этих мест колесовали, сажали на кол, вешали и делали прочие вещи, в приличном обществе не принятые. Коля тщательно рассматривал каждый эпизод, каждую фигурку… и вдруг прозрел!