Страхолюдлих подняла голову.
– Признайся, ведьма, это работа твоих гномьих родственничков, или ты сама способна обращать укусом? Сила Страхенцверга – штука мощная… Кто тебя укусил, Николас?
«Маленький ревущий гномик… Палец…» – пронесся обрывок мысли в мозгах волка Лавочкина.
Оборотень чувствовал вселенскую злость. С каждым новым вздохом Коля все больше и больше становился волком. Парень, рядовой, человек – ушел. Сейчас в сером мощном теле жил зверь. Зверь, которого только что мучила адская боль и перед которым стоял Враг.
Хотелось ворчать – зверь глухо ворчал. Враг излучал опасность – шерсть на загривке волка встала ершом, шкура как бы стянулась на темени, он ощерился и присел, готовясь к прыжку.
Дункельонкель понимал язык звериного тела. Распознав угрозу, он запустил в оборотня смертоносным заклинанием. Тилль был начеку: отвел заклятье от друга, но раскрылся сам. Это устраивало противника. Дядюшка Тьмы нанес удар по Всезнайгелю. В миг, когда колдуны сосредоточенно боролись и черный смерч взламывал последний зеленый оборонительный заслон, выстроенный вальденрайхским магом, оборотень прыгнул.
Прыжок был изящен и смертоносен. Игру подпортила Марлен. Она потянула своего повелителя назад, выводя его из равновесия. Волк врезался в грудь падающего навзничь Дункельонкеля. Глухо захрустели кости. Дядюшку Тьмы отбросило на Марлен, и они покатились по отполированному полу прямиком к матовому зеркалу.
В противоположном конце зала черный смерч добрался до Всезнайгеля и швырнул его об пол.
Дункельонкель и Белоснежка влетели в зеркало, но оно не разбилось, а приняло их внутрь – портал, через который пришел Дядюшка Тьмы, все это время оставался открытым.
Разъяренный оборотень коротко рыкнул и устремился за беглецами. Колины глаза горели красным. Он подскочил, намереваясь впрыгнуть в зеркало, но за считанные мгновения до касания лапами поверхность разгладилась, прояснилась, и волк узрел свое отражение. Потом два хищника столкнулись, и один из них рассыпался на мелкие осколки.
Лавочкин ударился о стену. Несколько осколков впились в шкуру, посекли морду, бок.
Кто-то другой плюхнулся бы кверху лапками и сдох. Но не оборотень. Зверь взвизгнул, вскочил на ноги, встряхнулся, избавляясь от осколков, и медленно пошел к Тиллю, Хельге и Палванычу. Волк хотел крови.
Страхолюдлих сжимала прапорщика в объятьях. Всезнайгель сидел, держась за кровоточащую рану на виске. Колдуна покачивало.
Оборотень угрожающе зарычал. Инстинкт охотника подсказывал ему, что сидящий самец представляет большую опасность, нежели слабая самка, обнимающая раненого. Следует разорвать самого сильного.