– Он больше не встанет, мой мальчик, – раздался вдруг голос Велунда. Старый кузнец вышел из-за сосны и, подойдя к лежащему недвижно бродяге, кивнул на его спину. Из-под левой лопатки нидинга торчал обломок меча, тот самый, воткнувшийся в землю…
– Но… – Хельги замялся. – Что ты здесь делаешь, учитель?
– Грибы собираю, – расхохотался кузнец. – Я знал, куда ты поехал, и помнил, что где-то здесь видели нидингов. Не предупредил, потому как кто же будет предупреждать тебя в битве? Сам же направился за тобой. Много ошибок ты совершил, сынок…
Велунд прошел вперед по тропинке:
– Не привязал коня, вообще, даже не подумал о нем.
Хельги стыдливо зарделся.
– К тому же слишком много прыгал без особых на то причин. Подумаешь, бродяги.
Сын Сигурда ярла вспыхнул до корней волос. А он-то так гордился сегодняшней битвой, но вот, оказывается… теперь хоть и не приходи в усадьбу. Не воин – посмешище.
Хельги сел на пень и закрыл горящее лицо руками. Очень хотелось заплакать.
– Ну, что ты там расселся? – услыхал он голос Велунда, далекий, словно бы из другого мира. – Вставай-ка, нечего время терять. Нужно успеть заехать к хозяйке Курид за брагой, есть что отметить.
Хельги поднял глаза.
– В общем-то, сегодня я очень доволен тобой, мой мальчик! – с улыбкой произнес кузнец.
Ноябрь 855 г. Бильрест-фьорд
Тогда разъярился
Дух богомерзкий,
Житель потемков…
«Беовульф»
Прошло чуть меньше месяца с тех пор, как узколицый друид Конхобар стал членом рода Сигурда ярла. Сам обряд посвящения – вступление левой ногой в специально содранную кожу с левой ноги кобылы – занял не так много времени, больше ушло на согласование: каждый ли член рода был согласен усыновить безродного ирландца? Конечно же, большинство отнеслось к нему с подозрением, и вряд ли бы узколицый так быстро стал родичем, если б не помощь и покровительство Гудрун. Он ей нравился – узколицый знал почему – и тем пользовался – никогда не проходил молча мимо хозяйки, все время заговаривал о чем-то, правда, надо сказать, без излишней настойчивости, ненавязчиво. Гудрун подобные ухаживания нравились – еще б не понравились сорокалетней женщине живые воспоминания о бурной любви, да если еще принять во внимание болезнь мужа… Постепенно Конхобар стал в усадьбе незаменимым, чего, надо сказать, и добивался, сперва – помня указания друида Форгайла Коэла, а затем и сам стал находить в своем положении массу выгод. Всегда вежлив, выдержан – не чета прочим грубиянам, – ирландец как должное принял на себя обязанности управителя усадьбы, а Гудрун была и рада такому помощнику – все сделает так, как сказано, четко и вовремя, да к тому же, как становилось уж совсем худо Сигурду – лежал в лежку, – самолично заваривала ему сон-траву Гудрун и, дождавшись, когда муж уснет, шла в амбар, где дожидался ее ирландец. Не злоупотребляла подобными встречами Гудрун – умна была, хитра, коварна – знала: немного уже осталось Сигурду земных дней, а уж там как повезет: кто будет владеть усадьбой – она, всем известная хозяйка Гудрун, или этот неумелый щенок, Хельги. Да, по законам вроде бы – Хельги, но жизнь есть жизнь, она посильнее законов будет, Гудрун это хорошо знала.