Тихим, почти ласковым голосом, сойдя с помоста, он произнес:
– Вот теперь мне ясно, кто из вас гривны из калиты утащил, – и, находясь буквально в двух шагах от торговых гостей, он вкрадчиво проворковал: – Виляй, а где ты прикопал злато?
– Я же сам всех потащил к тебе, княже. Нешто стал бы я такое делать, коли на мне вина лежит?
– Почему же нет. От погони спасаясь, тать громче всех «Держи татя!» кричит. К тому ж, – как нельзя вовремя еще одно доказательство пришло в голову Константину, едва он бросил свой взгляд на руки всей купеческой троицы. – Один из всех троих ты, Виляй, пред судом княжьим появился с грязными руками.
– Это как же? Ведь чистые они, – взвился на дыбки Виляй.
– Конечно, отмыл ты их в Оке, постарался, да вот беда, – Константин даже в сокрушении развел руками, как бы соболезнуя, – под ногтями грязь земляная осталась нетронутой. Как ты копал где-то там, последней ночью, так земля и налипла тебе на руки да под ногти залезла. И не только. Ты на ноги свои погляди, – предложил Константин.
– А чего ноги-то? – уже присмирев, пытался еще барахтаться Виляй.
– Того у тебя ноги, – передразнил его Константин. – Грязные они. Вон обе коленки в глине измазаны. Видать, копал второпях да в темноте, а затем землю выгребал, стоя на коленях. Плохо почистился.
Виляй уныло оглядел колени и выдал последнюю жалкую попытку оправдания:
– Это я измазался, когда молился.
– Да ты ж, свинья, за всю дорожку и перстов-то ни разу ко лбу не поднес, – возмутился доселе помалкивающий Ярема и от всей души приложился своим крепким кулачищем, угодив аккурат в самую середину узкого лба Виляя. Тот как-то по-детски ойкнул и свалился к ногам Константина. Князь лишь весело улыбнулся, довольный донельзя, что удалось так хорошо все закончить, однако счел нужным все-таки предупредить обоих обворованных:
– Он, конечно, дрянь человек, но забивать его не стоит. Покойник вам место, где гривны припрятал, никогда не покажет.
Ярема вздохнул досадливо и, легко ухватив лежащего без чувств Виляя за ворот расшитой красным затейливым узором рубахи, непринужденно, без особых усилий потащил его за собой, направляясь к городским воротам. Следом за ним направился и Ермила, ворча на ходу:
– Вишь ты, хоть раз да приложился, а я так и того не успел. Эхма, досада какая.
Улыбаясь, Константин крикнул вслед:
– Эй, добры молодцы! А как же суд княжий?
Оба разом остановились, переглянулись и оторопело уставились на князя. Тот же кивнул Сильвестру, и старик, приосанившись, огласил приговор. Согласно ему надлежало все серебро Виляево поделить на две равные части. Одну отдать князю за суд правый... При этом оба мужика согласно закивали своими бородами, суля в один голос, что беспременно выполнят.