– Ты извиняй, господине, – улыбнулся он. – Всякое на службе бывает.
Юноша милостиво кивнул:
– Бывает.
А солнце уже спряталось за деревьями, лишь последние лучи его рвались багряными полосами в бледно-голубое, быстро темнеющее небо. Смеркалось. Иван машинально подумал, что царь со свитою уж никак не успеют добраться до Москвы – не поедут же ночью? Значит, будут ночевать. А приготовлен ли ночлег? Наверное, приготовлен, князь Михайла, несмотря на молодость, проявлял завидную распорядительность.
Так и есть, через какое-то время – в небе уже повисли луна и звезды – впереди вдруг залаяли псы, а затем показались и частоколы, и избы. Село. И довольно большое.
– Там, за церковью – посады московские, – подъехав к Ивану, заметил нарядно одетый всадник. Высокий шлем его – ерихонка – был обложен золотом, в свете луны загадочно переливались драгоценные каменья на рукояти сабли.
– Князь! – узнал Иван.
Михаил улыбнулся:
– Давно тебе поджидаю, думал – и не сыщу. Хорошо, десятник Заиша сказал. Идем, поможешь.
Князь и Иван спешились, передав коней враз подбежавшим слугам.
– Вот тебе свет, – взяв у слуги факел, Михаил протянул его Ивану. – Вставай здесь, на перекрестке. Стрельцов посылай налево, рейтар направо, дьяков и прочих приказных – во-он в ту избу.
– А бояр?
– С боярами и поляками я сам разберусь.
Пожелав Ивану удачи, молодой князь быстро зашагал к обширной избе, где у крыльца уже толпились богато одетые люди из свиты Дмитрия. Скворча смолою, жарко горели факелы.
Честно говоря, Иван утомился, разводя всех – тяжелой оказалось работа, каждый – ну, почти каждый – спорил, что-то доказывал, стремясь занять местечко поближе к царевой избе, и не малых потуг стоило уговорить приказных располагаться на ночлег там, где им указано.
– Да я – жилец! Чин столичный из приказу Большой казны! – нагло выпятив бороду, рвался к царевой избе какой-то дьяк.
– Я сам – дворянин московский! – гордо подбоченился Иван. – И видишь, вперед не лезу!
– Да ведь и мы не лезем, милостивец, – услыхав чин юноши, залебезил дьяк. – Ты, эвон, туда посмотри-ко!
Какой-то иноземец в коротком немецком кафтане и накинутой на плечи епанче, раздвигая собравшихся широкой грудью вороного коня, нагло пробивался на царев двор. На голове его в свете факелов и луны сверкал серебром украшенный перьями испанский пехотный шлем – морион.
– Эй, парень! – пробиваясь к всаднику, закричал Иван. – А ну, осади! Осади, я кому сказал?!
Высоко подняв факел, юноша, изловчившись, ухватил за поводья коня.
Иноземец гневно обернулся, закричал на ломаном русском: