– Ладно, Арман, но давай обойдемся без жестокости. Пошли, да побыстрее.
Пьер поправил мокрые ножны сабли, кинжал и направился к хибаре, которая виднелась в неясном свете ночи на краю селения. Это была низкая каменная лачуга с плоской крышей и малюсенькой дверью с вырезанными на ней узорами. Собаки, к счастью, поблизости не оказалось, хотя их лай и раздавался изредка в отдалении.
Потрогав дверь, Арман кивнул, давая понять, что она открыта.
В темноте друзья наткнулись на что-то, нашумели, и испуганный мужской голос спросил недовольно:
– Кого Аллах еще принес в такую пору?
– Вставай, друг, и не бойся, – сказал тихо Пьер. – Нам надо раздобыть еды и воды на дорогу. И прошу тебя не поднимать шума. В противном случае может пролиться кровь, а я этого, видит Аллах, совсем не хочу.
– Чего тебе надо? Ты чужеземец? Откуда ты взялся? Не с корабля, который разбился недалеко и матросы с которого ночуют у муллы?
– Нет, мы не с корабля, друг. Однако зажги свет и давай побыстрей еды и воды. Мы спешим.
В лачуге проснулись все домочадцы, по их испуганным голосам можно было понять, что они в панике и могут в любой момент поднять визг.
Хозяин наконец засветил сальный светильник, и из углов на беглецов сверкнули испуганные глаза детей и женщин. Пьер огляделся и повторил угрозу:
– Предупреди своих, хозяин, чтобы не шумели. И давай шевелись!
Пожилой араб без лишних слов накладывал какую-то снедь в платок, наливал в тыквенные сосуды воду и тихо уговаривал своих воздержаться от криков.
Наконец все было готово. Арман взвалил узел на плечи, а Пьер оглядел детвору и сказал:
– Хозяин, я вынужден забрать в заложники твоего сына, иначе ты поднимешь вой и нам не уйти. Так что не обижайся. А за помощь возьми вот это кольцо. Думаю, что это возместит все твои убытки. – Пьер протянул кольцо с недорогим камушком и подошел к одеялу, где лежали дети. – Вот этого мальчишку я возьму с собой, хозяин. Ты его найдешь на косе в целости, если не поднимешь крика. Мы ему не сделаем ничего плохого.
Сдавленный крик едва слышно сорвался с губ женщины, но хозяин цыкнул на жену, рывком поднял на ноги мальчика лет восьми и толкнул его к Пьеру. Потом сказал с обреченностью в голосе:
– Возьми, чужеземец. Я не могу тебе противостоять, но Аллах не простит тебе такого. А вы, – обратился он к женщинам, – замолчите и не поднимайте шума. Руми не так страшен, он оплатил мне все, и можно надеяться, что Аллах вразумит его не причинять нашему мальчику вреда. Молитесь, и Аллах вас услышит!
Пьер повернулся и зашагал в ночь, крепко держа упирающегося мальчика. По яростному дрожанию всего тельца было понятно, как тот был напуган, но молчал, понимая, что его крик может означать самое худшее не только для него, но и для всего семейства.