— Если что-то понадобится, я живу на Беркли-сквер, — пробормотал он. — Можете не беспокоиться — пока она со мной, она в безопасности. Даю вам слово.
— О Боже! — только и смогла воскликнуть Памела двумя часами позже. Набросив на себя свободный утренний пеньюар, она спустилась в гостиную — и теперь расхаживала взад-вперед перед камином. Полы пеньюара с легким шуршанием обвивались вокруг ее ног при каждом резком движении, но она этого не замечала. — Наверху?! Дочь графа де Валиньи, ты сказал?
— Сплошное безумие, конечно. Можешь не говорить — я сам это знаю, — проворчал Ротуэлл, сидя в кресле за чайным столиком.
Памела перестала метаться из угла в угол. Нахмурившись, она остановилась и бросила на него недоуменный взгляд.
— С кем поведешься, Киран, от того и наберешься. — Банальная, до дыр затертая поговорка, даже не упрек, а лишь намек на него — все, что позволила себе графиня Шарп в адрес любимого кузена.
Барон воздел руки к небу.
— Я и не думаю обманывать себя, Памела, — вздохнул он. — Мне заранее известно, что станут обо мне говорить. Мы с Валиньи частенько играли и пили вместе и вместе таскались по шлю… в общем, разными способами прожигали жизнь, что не делает чести ни одному из нас — и так продолжалось довольно долго. В какой-то степени это бросает тень и на нее, — угрюмо добавил он.
Памела снова прошлась по комнате, потом придвинула к себе кресло и уселась рядом с бароном.
— Мы не имеем права осуждать эту девушку только потому, что ей не повезло с отцом, — твердо сказала она. — Думаю, мы даже не можем вообразить тот ад, в котором пришлось ей жить, — сухо добавила она, подливая ему кофе. — Точно так же, как я не собираюсь осуждать тебя лишь потому, что у тебя не совсем… м-м-м… подходящие друзья.
— А я никогда и не считал Валиньи своим другом, — резко бросил Ротуэлл. — Что же до того, чтобы кого-то судить… Поздно, Памела, дело сделано. Именно поэтому я и привез ее к тебе.
— А все-таки почему не к Ксантии? — пробормотала леди Шарп.
По губам барона скользнула кривая усмешка. Он терпеть не мог просить об одолжении.
— Потому, дорогая, что ты как сугроб: чиста, как снег, и при этом тебя очень трудно сдвинуть с места. А мадемуазель Маршан — в ее-то положении — едва ли может позволить себе общаться с людьми, на чьей репутации можно обнаружить хоть малейшее пятнышко. Представляешь, если бы я отвез ее на Беркли-сквер? Ее репутация погибла бы окончательно.
— Совершенно верно, мой дорогой, полностью с тобой согласна! — согласилась леди Шарп, вскочив с кресла. — Итак, что мы можем сделать? Остается только уповать на то, что та несчастная история с ее матерью уже забыта.