Он нажал сбоку неприметную кнопку, и дверь пружинисто отъехала в сторону.
— Какая прелесть! — восхитилась госпожа Лисицына, входя в переднюю.
— Налево вход в спальню, направо в лабораторию. Лестница ведёт на второй этаж, там обсерватория, где временно поселилась жертва мистики, господин Бердичевский. Нам, стало быть, направо.
Освещение в лаборатории было необычное: у стены, где находился стол, сплошь уставленный сложными приборами непонятного назначения, горел ярчайший электрический свет, однако длинный металлический колпак не давал ему рассеяться, так что все прочие участки довольно обширного помещения тонули в густой тени.
Беспорядок в комнате царил такой, словно он не образовался сам собой, а был устроен нарочно. На полу валялись книги, склянки, клочки бумаги, несколько квадратов старательно вынутого дёрна, какие-то камни. Сам физик, маленький человечек с всклокоченными волосами, сидел у лампы на стуле, единственное кресло было занято большим ворохом тряпья, так что вошедшим пристроиться было решительно негде.
— Да-да, — сказал Лямпе вместо приветствия, оглянувшись. — Зачем?
Посмотрел на незнакомую даму, поморщился. Повторил:
— Зачем?
Коровин подвёл спутницу ближе.
— Вот, госпожа Лисицына выразила желание с вами познакомиться. Хотела бы знать спектр своей эманации. Взгляните на неё через ваши замечательные очки. Ну как обнаружите оранжевое излучение?
Физик забубнил нечто невразумительное, но явно сердитое:
— У них никакого. Только из утробы. Репродукционные автоматы. Мозгов нет. Малиновые, малиновые, малиновые. Все мозги достались одной, Маше.
— Маше? Какой Маше? — спросила напряжённо вслушивавшаяся Полина Андреевна.
Лямпе отмахнулся от неё и принялся наскакивать на Коровина:
— Оранжевые потом. Не до них. Эманация смерти, я говорил. И Маша с Тото! Только хуже! В тысячу раз! Ах, ну почему, почему!
— Да-да, — ласково, как ребёнку, покивал ему Донат Саввич. — Ваша новая эманация. Чем, интересно, вам прежняя была нехороша? По крайней мере, вы так не возбуждались. Вы мне уже рассказывали про эманацию смерти, я помню. Надеюсь, вы тоже помните — чем тогда закончилось.
Человечек сразу умолк и шарахнулся от доктора в сторону. Сам себе зажал ладонью рот.
— Ну вот, так-то лучше, — сказал Коровин. — Как идут опыты над вашим верным Санчо Пансой? Где он, кстати? Наверху?
Поняв, что речь идёт о Бердичевском, Полина Андреевна затаила дыхание.
— Я здесь, — раздался из полумрака хорошо знакомый ей голос Матвея Бенционовича, только какой-то странно вялый.
То, что Лисицына приняла за ворох старого тряпья, сваленного в кресло, шевельнулось и произнесло далее: