— Четырём, — не преминул поправить Митрофаний.
— Нет, владыко, пяти. Не всё, что есть на свете, возможно уловить зрением, слухом, осязанием, обонянием и вкусом. Есть ещё одно чувство, не имеющее названия, которое даровано нам для того, чтобы мы могли ощущать Божий мир не только лишь телом, но и душой. И даже странно, что я, слабая умом и духом черница, принуждена вам это изъяснять. Не вы ли множество раз говорили об этом чувстве и в проповедях, и в частных беседах?
— Я имел в виду веру и нравственное мерило, которое всякому человеку от Бога дано! Ты же мне про какую-то фата-моргану толкуешь!
— А хоть бы и про фата-моргану, — упрямо качнула головой монахиня. — Вокруг и внутри нашего мира есть и другой, невидимый, а может, даже не один. Мы, женщины, чувствуем это лучше, чем мужчины, потому что меньше боимся чувствовать. Ведь вы же, владыко, не станете опровергать, что есть места, от которых на душе светло (там обычно Божьи храмы возводят), а есть и такие, от которых по душе мурашки? И причины никакой нет, а только ускоришь шаг да ещё и перекрестишься. Я всегда вот так мимо Чёрного Яра пробегала, с ознобом по коже. И что же? На том самом месте пушку и нашли!
Этот аргумент, приведённый Пелагией в качестве неоспоримого, требует пояснения. Под Чёрным Яром, расположенным в полуверсте от Заволжска, два года тому отрыли клад: старинную бронзовую мортирку, сплошь набитую червонцами и самоцветами, — видно, лежала в земле с тех времён, когда гулял по здешним краям пугачёвский «енарал» Чика Зарубин, произведённый самозванцем в графы Чернышёвы. То-то, поди, слёз и крови пролил, собирая этакое сокровище. (Заметим кстати, что на те самые деньги и на том самом месте возведён великолепный монумент, до полусмерти напугавший брата Антипу.)
Но довод про пушку преосвященного не убедил. Митрофаний только рукой плеснул:
— Ну, про озноб это ты после себе напридумывала.
И препирались так архиерей и его духовная дочь ещё долго, так что чуть вовсе не разругались. Поэтому конец спора о суеверии мы опустим и перейдём сразу к его практическому завершению, произошедшему уже не в судебном архиве, а на епископском подворье, во время праздничного чаепития.
* * *
На чаепитие, устроенное назавтра в честь благополучного исхода судебного процесса, преосвященный позвал кроме сестры Пелагии ещё одного из своих духовных чад, товарища окружного прокурора Матвея Бенционовича Бердичевского, также причастного к состоявшемуся триумфу справедливости. На столе рядом с самоваром стояла бутылка кагора, а уж сластей было истинное изобилие: и пряники, и цукаты, и всякие варенья, и непременные яблочные зефирки, до которых владыка был великий любитель.