вел вниз, к Золотому Рогу, через то место, где сейчас Богаз-Кесен, свои войска, ему было всего восемнадцать лет. Иногда Фюсун после ужина вставала из-за стола, подходила к клетке Лимона, и через некоторое время я тоже подходил к ней. Иногда я говорил себе: «Хорошо, что я сегодня пришел!» Иногда Тарык-бей просил Фюсун принести ему сверху очки, газету или лотерейный билет, а тетя Несибе кричала ей снизу, из-за стола: «Не забудь выключить свет!» Иногда тетушка заговаривала о свадьбе ее дальних родственников в Париже. Иногда Тарык-бей говорил: «Замолчите!», чтобы прислушаться к незнакомому звуку, указывал глазами на потолок, и тогда мы все пытались понять, откуда доносится странный шорох, гадая, крыса там или вор. Иногда тетя Несибе спрашивала мужа: «Увеличить громкость, дорогой?», потому что Тарык-бей с возрастом стал плохо слышать. Иногда мы подолгу молчали. Иногда шел снег, засыпал окна и мостовые. Иногда кто-то устраивал салют, мы все вставали из-за стола посмотреть на цветные вспышки в небе, а потом из открытого окна вдыхали запах пороха. Иногда тетя Несибе предлагала: «Налить вам еще, Кемаль-бей?» Иногда я просил: «Пойдем посмотрим на рисунок, Фюсун!» и, глядя вместе с ней на ее картину, понимал, что всегда был счастлив.
Через неделю после того, как комендантский час перенесли на одиннадцать вечера, за тридцать минут до его наступления домой вернулся Феридун. Он уже долгое время не приходил ночевать под предлогом съемок, говорил, что спит на площадке. Когда он вошел, совершенно пьяный, то еле стоял на ногах, и было заметно, что он страдает. Увидев нас за столом, Феридун сделал над собой усилие и пробормотал пару вежливых слов, но надолго его не хватило. Взглянув на Фюсун, он, как солдат, вернувшийся побежденным с долгой, изнурительной войны, молча ушел к себе. Фюсун следовало немедленно встать из-за стола и подняться вслед за мужем, но она этого не сделала.
Я внимательно наблюдал за происходящим. Она заметила мой пристальный взгляд. Она медленно выкурила сигарету, будто все в порядке. (Теперь она не выдыхала дым в сторону, как раньше, когда делала вид, что стесняется Тарык-бея.) Потом быстро погасила окурок. А я почувствовал, что мне опять не уйти.
Без девяти одиннадцать Фюсун, взяв очередную сигарету «Самсун», медленно поднесла ее ко рту и внимательно посмотрела на меня. Наши взгляды сказали друг другу так много, что мне показалось, будто мы проговорили целую ночь. Поэтому рука моя потянулась сама собой, протягивая зажигалку. А Фюсун на мгновение подержала меня за руку, что обычно турецкие мужчины могли видеть только в европейских фильмах.