— Красивые.
— Хорошо.
Фюсун заплатила за пуговицы, пакет с которыми я найду в ее шкафу девять месяцев спустя даже нераспечатанным.
— Теперь немного пройдемся, — предложил я ей. —Так здорово идти вдвоем по Бейоглу.
— В самом деле? -Да.
Какое-то время мы шли молча. Я посматривал на витрины, как и она, но не на их содержимое, а на отражение в них Фюсун. В толпе на нее обращали внимание не только мужчины, но и женщины, и Фюсун это нравилось.
— Давай сядем где-нибудь и съедим по пирожному, — сказал я.
Фюсун, не ответив, вскрикнула и кинулась кому-то на шею. Это оказалась Джейда, а с ней два ее сына, один лет восьми-девяти, второй младше. Пока Фюсун и Джейда разговаривали, два полных жизни и крепких на вид мальчугана в коротких штанишках и белых носочках, с большими, как у их матери, глазами, внимательно рассматривали меня.
— Как здорово видеть вас вместе! — воскликнула Джейда, обращаясь и ко мне.
— Мы только что встретились, — Фюсун явно не хотела уточнять почему.
— А вы друг другу подходите, — Джейда не унималась.
Они что-то тихо обсудили между собой.
— Мама, скучно уже, пойдем, — заныл старший мальчик.
Я вспомнил, что восемь лет назад, когда она была им беременна, мы сидели в парке Ташлык, смотрели на Долмабахче и говорили о моих любовных страданиях. Но это воспоминание меня не тронуло и не расстроило.
Распрощавшись с Джейдой, мы пошагали дальше и дошли до кинотеатра «Сарай». Там шел фильм с Папа-тьей «Мелодия страданий». За последний год Папатья снялась не в одном десятке фильмов и, если верить газетам, установила мировой рекорд. В журналах врали, что ей предлагают главные роли в Голливуде, а Папатья эту ложь приукрашивала, позируя с учебником начального английского «Longman», и говорила, что сделает все от нее зависящее, чтобы как можно лучше представить Турцию. Фюсун рассматривала фотографии в фойе и в это время заметила, что я внимательно слежу за ее выражением лица.
— Пойдем отсюда, дорогая, — настаивал я.
— Не беспокойся, я Папатье не завидую, — сказала она спокойно.
Мы молча отправились дальше, глядя в витрины.
— Тебе очень идут темные очки. — Мне не хотелось погружаться в размышления о том, какой разговор нас ждет впереди.
Мы оказались перед кондитерской «Жемчужина» ровно в то время, на какое договорились с ее матерью. В глубине зала был пустой столик, такой, как я себе представлял эти три дня. Мы сели за него и заказали профитролей, которыми славилась та кондитерская.
— Я ношу очки не потому, что они мне идут, — сказала Фюсун. — Просто часто вспоминаю отца и плачу. Не хочу, чтобы кто-нибудь видел мои слезы. Но ты понял, что я не завидую Папатье?