Я слушал очень внимательно:
– Значит, магия Даханавар, Кадаверциан, Вьесчи и так далее всего лишь жалкие куски единой когда-то силы... Поэтому при достаточном опыте мы иногда можем использовать заклинания других кланов?
– Да. Мы все – жалкие подобия друг друга. Отражения.
Колдун посмотрел на свою руку, на перстень в виде креста, который надевал очень редко. Сжал пальцы, и кадаверцианская реликвия загорелась зеленым.
– Магия уходит. Я презираю, не выношу Миклоша, но, если его уничтожат, вместе с ним из нашего мира утечет еще немного невосполнимой субстанции. Мэтр исчез и унес кусок силы, которую я не могу восстановить. Флора погибла, и... Витдикта высосала из нашей реальности половину красоты, радости и волшебства.
– Она любила тебя, – сказал я.
– Откуда тебе знать, – отозвался Кристоф глухо. – Ты никогда не мог прочесть ее.
Он сел на стул рядом с кроватью, и мы замолчали. Надолго. Каждый думал о своем. Он – о женщине, которую любил и потерял, я – о мальчишке, ставшем мне чем-то вроде младшего брата, которого едва не потерял. И по большому счету мне было все равно, что такое Витдикта и откуда пришли наши предки.
За дверью иногда слышались быстрые шаги соседей, шелестящие голоса, шумела вода в туалете, хлопали форточки. Я лежал на кровати и чувствовал себя увязшим в человеческих эмоциях разной мощности, текущих со всех этажей. Кристоф сидел, откинувшись на жесткую деревянную спинку, закрыв глаза. Спал или вспоминал Флору.
– Сложная интрига, – сказал он неожиданно.
– Что? – Я понял, что задремал и его слова разбудили меня.
– Тебя подставили. Лориан был приманкой. Ты слишком привязался к нему. Об этом известно уже, кажется, всем.
– Да. Амир отомстил за своих чайлдов. Тех, кого ты потрепал на кладбище.
– Нет, все гораздо сложнее. Сложнее, чем мы можем представить. Не знаю, кто стоит за этим, но чувствую: затевается что-то нехорошее. Я буду думать.
Он снова замолчал, и его закрытые глаза засветились вдруг зеленым под опущенными веками. Жутковатое зрелище. Видимо, мой друг задействовал какую-то специфическую кадаверцианскую магию. Была у них пара заклинаний, которые позволяли извлекать из памяти очень подробные, буквально визуальные, воспоминания о каждом прошедшем дне.
Я не стал ему мешать. Поднялся, стараясь не скрипеть кроватью, подошел к стене и принялся забавляться с надписями на ней. Повинуясь моему мысленному приказу, каракули начинали дрожать, вытягиваться в линии, ползать по обоям, словно гусеницы, сматываться в разноцветные лохматые клубки. В порыве вдохновения, я «сложил» их в даханаварскую стрелу и уже обводил ее кругом, как вдруг вопрос Кристофа, заданный резким тоном, прервал мои художества.