Вынимая шампанское из холодильника и помещая его в единственное в заведении ведро для льда, Владимир, сияющий от восторга, тихо спросил:
– Что скажете, мадам?
Сдавленным от волнения голосом, хозяйка промолвила:
– Я думаю – это действительно необыкновенный случай! И вы большой психолог, Владимир!
– Не находит ли мадам, что они – чудная пара?
– Более того, друг мой! И с каким благородством они держатся...
И между тем, как Владимир поднимался по лестнице, унося поднос, мадам, в свою очередь, принялась мечтать в своем бюро-аквариуме...
То, что она успела рассмотреть, поразило ее, а она-то уж повидала разных пар на своем веку хозяйки дома свиданий! Принадлежащее ей заведение котировалось не очень высоко среди ему подобных, а прежде, чем открыть его, мадам набиралась опыта в шикарных борделях богатых кварталов, вначале администраторшей, затем управляющей. В подобных заведениях перед ней прошло столько шикарной клиентуры, ко никогда, ни разу на ее памяти,– которую восхвалял даже Владимир,– не было столь великолепной пары...
Мужчина был гораздо выше среднего роста, при этом правильно сложен и никак нельзя было сказать, что он длинный,– он был стройный. На миловидном лице прямой, слегка вздернутый нос, волосы светлые и ясный взгляд, но вот цвет глаз, несмотря на свою наблюдательность, мадам не смогла определить, то ли голубые, то ли серые. Он носил одежду отличного покроя, элегантный, неяркий галстук. Весь его облик напоминал чем-то нордического атлета, но он не был прилизанным блондином, как эти скандинавы. Он мог сойти за симпатичного немца или австрийца. Кожа лица не была ни сильно загорелой, ни красноватой: на англичанина он не смахивал, либо же очень хорошо умел это скрыть. Но прибывший из Великобритании не смог бы скрыть от Владимира акцент, да к тому же сыновья туманного Альбиона не слишком сведущи в шампанском.
Женщина была небольшого роста, стройная, очень изящная. Ее тяжелые, цвета эбенового дерева волосы, были перевязаны лентой, маленький нос у основания был самую малость приплюснутый, что позволяло красиво очерченным ноздрям источать всю чувственность мира, припухлые, тонко очерченные губы иногда позволяли блеснуть ослепительно белым зубам. В норковом, цвета платины манто, обнимавшем ее фигуру, она являла собой идеал женственности... Вначале мадам подумала, что эта юная особа – креолка с примесью европейской крови и что она прибыла с беспечных Антильских островов, возможно даже из Африки, но это менее вероятно. Хотя она вполне могла быть и представительницей солнечного Средиземноморья: египтянка? – возможно... Турчанка? – Тоже вероятно... Ливанка? – А почему бы и кет... Израильтянка? – Тоже может быть... Она могла прибыть и из гораздо отдаленных краев: Ирана, Индии, Индонезии. А может она евразийка? Действительно, было затруднительно определить с первого взгляда происхождение или национальность девушки. Но что точно, так это то, что любой повстречавший ее первый раз мог сразу сказать, что она не европейка. Она могла быть также с другой стороны Атлантики: она напоминала чем-то невесту вождя краснокожих индейцев, какими их привыкли видеть в вестернах. Хотя в то же время ее можно было принять и за южно-американку, красавицу из Бразилии со смесью испанской и латиноамериканской крови... Но почему она не могла происходить из Европы? Она могла быть вполне южанкой Испании или Португалии... Женщина, происхождение которой трудно определить, несет в себе какую-то тайну, а тайна, как известно, притягательнейшая вещь.