– Он не произвел на меня никакого впечатления: это жалкий тип. Я просто использую его дом, чтобы делать то, что я хочу, телефон, как свое орудие труда, фальшивый контракт, чтобы остаться в этой стране, его связи в префектуре, на которые – у меня был случай убедиться в этом – можно рассчитывать в случае непредвиденных обстоятельств.
– Понимаешь ли ты, что говоришь сейчас как настоящая девка?
– А я ею и являюсь! И я ею собираюсь остаться, я тебе это обещаю! Но я запрещаю тебе меня так называть, потому что с тобой я вела себя по-другому!
Смущенный, растерянный, раздираемый непреодолимым желанием снова ее обнять и желанием наказать ее за тот образ жизни, который она вела, Ален был почти готов простить ее. Когда она произносила последнюю фразу, ее черные глаза метали молнии, в которых досада смешалась со страстью.
– Послушай, Хадиджа...
Теперь уже в его голосе чувствовалась усталость:
– Такая жизнь тебе нравится?
– Если я тебе скажу, что она мне совсем не нравится, как я это говорю всем своим клиентам, которые делают вид, что жалеют меня, то это будет не совсем так... Конечно, я от нее не в восторге! Но она единственная, которая позволяет мне скопить достаточно денег, не поднимаясь рано утром, чтобы, в один прекрасный день, заняться тем, чем захочу.
– То есть, совсем ничего не делать?
– Да, за исключением того, чтобы быть с мужчиной, которого полюблю.
– А если бы этот человек потребовал от тебя немедленно бросить твое ремесло?
– Я бы ему охотно повиновалась... Я бы даже ему сделала кучу подарков, истратив часть своих сбережений.
Тоном, не допускающим возражений, Ален произнес:
– Такой мужчина был бы худшим сутенером, чем твой месье Люсьен. Эти деньги лучше всего оставить в банке. Кто знает, может быть когда-нибудь ты сможешь купить приданое для одной из твоих сестер. По крайней мере, может быть кому-нибудь они пригодятся, чтобы обучиться во Франции, получить хорошую специальность.
– Что? Привезти кого-нибудь из моих родственников сюда? Никогда в жизни! Если я увижу, хотя бы одного, кто приедет сюда, я убегу в другую страну. Ты не знаешь, что это такое «арабская семья». Когда один приезжает, будет через несколько дней десять, а потом пятьдесят, а потом бесчисленное количество, как за обедом, которые давал мой отец, это настоящее сборище.
– Ладно, не будем говорить о твоих сестрах. Поговорим о тебе.
Он помолчал, затем сказал:
– Можешь остаться у меня. Но с условием, что буду твоим единственным мужчиной на долгое время.
– Ну, скажем, Ален, на несколько лет. Это уже неплохо. Обними меня.