Хадиджа уже не нуждалась в уроках французского языка, тогда как Ален, напротив, очень любил открывать все новые тайны арабского. Под влиянием своей учительницы он быстро овладел достаточным словарным запасом и даже в обиходе использовал арабские выражения. Так свою машину он называл по-арабски «кархаба». Даже горничная, которая давно была в его услужении, постепенно перестала называть его «месье», и говорила по-арабски «сир», а его подругу «санда» вместо того, чтобы называть ее «мадам».
Интерьер и украшения квартиры постепенно приобрели восточный колорит. Больше стало ковров и подушек, на которых Хадиджа могла усесться, сложив ноги; повсюду появились предметы, которые обычно находятся в арабских домах. Со стороны было бы странно видеть, как эта молодая женщина любит сидеть со скрещенными ногами на ковре у ног своего мужчины, на которого она преданно смотрит, как влюбленная рабыня на своего хозяина. И тогда Ален говорил:
– Когда ты так сидишь, то мне кажется, что я восточный принц, который только привел тебя с базара, купив у работорговца.
Она отвечала:
– В этом есть, наверное, доля правды, дорогой мой. Неужели ты не выкупил бы меня у этого Люсьена, если бы это было необходимо? Впрочем, это был единственный раз этого первого счастливого года, когда имя сутенера снова возникло в разговоре. Несмотря на угрозы в последние минуты их встречи, он ничем не напомнил о себе и совершенно как-то исчез из их жизни.
Этот счастливый период их взаимной любви, обоюдного внимания и радости был отмечен несколькими путешествиями. Во время рождественских праздников Ален решил приобщить Хадиджу к зимнему спорту. Но для девушки, выросшей под ласковым, средиземноморским солнцем, это показалось неинтересным и даже вызвало определенное противодействие. Она попросила побыстрее уехать, ей надоела лыжня, многочисленные толпы людей, которые заполняли все модные в то время санатории и дома отдыха. Она упросила его вернуться в Париж.
Девушке не понравилось пребывание под солнечным небом Испании. Несмотря на то, что они поехали во время святой недели и пасхальных праздников, андалузские танцы, музыка не вызвали никакого интереса у Хадиджи. Кроме того, Ален понял, до какой степени арабы презирают испанцев и наоборот. Ему показалось, что арабы не могут простить испанцам того, что для своих мелодий фламенко они используют некоторые ностальгические мелодии арабов, которые исходят как бы из самых призывов муллы с высоты мечети. А испанцы, в свою очередь, продолжают упрекать арабов за то, что несмотря на века, которые прошли, на их земле остались грандиозные монументы и целые города, которые свидетельствовали о расцвете арабской цивилизации.