Зейн оторвал от письма взгляд.
– Ты была права, – обратился он к Руби. – Моя настоящая мать – это Бонни Картер. Отец переспал с нею, но лишь однажды. И она вовсе не была его постоянной любовницей, его содержанкой. И все эти годы…
Все эти годы он проклинал своего отца. И проклинал Бонни, чудесную, добрую, милую Бонни, с ее широкой улыбкой, всегда готовую прийти на помощь.
Зейн сразу вспомнил много хорошего: как она утешала его в минуты плохого настроения или каких-то неудач, как помогала решать школьные задачки, какими вкусными пирожками кормила… И он любил ее поначалу, а потом возненавидел, думая, что она папина любовница. И он, естественно, не был на ее похоронах! А ведь именно Бонни была его матерью! Настоящей.
Мучительная боль пронзила его насквозь, разрывая душу в клочья.
Но он же ничего не знал. Представить себе такое не мог. А теперь поздно каяться. Слишком поздно!
Он был готов разрыдаться, но вновь продолжил чтение.
Женщины переехали жить в мой родной тихий городок за несколько недель до твоего рождения. Местная повивальная бабка, моя кузина, приняла роды. Не составило большого труда зарегистрировать Мэри в качестве матери.
Все сомнения, которые я испытывал в отношении необычного плана, рассеялись в тот же день. Мечта Мэри наконец осуществилась. Ребенок, забавно посапывая носиком, лежал на ее руках. А у меня теперь был сын!
А потом я купил Бонни дом на нашей улице. Мы с Мэри сами захотели, чтобы она была рядом. Вот и рос ты, окруженный любовью двух славных женщин, которые стали впоследствии еще ближе друг другу.
Но однажды я сказал себе, что обязательно поведаю сыну всю правду. Останавливало меня лишь одно – Мэри так нравилось быть твоей матерью, что я не мог поступить по отношению к ней жестоко. Я не решался раскрыть тебе нашу тайну. Все ждал, когда моя жена будет к этому готова.
А потом, как ты знаешь, случилось страшное. Мэри и Бонни погибли в той жуткой автокатастрофе. И я подумал, что уже поздно рассказывать тебе обо всем. Боялся, что ты возненавидишь меня. За мое молчание, за обман, за долгое сокрытие семейного секрета. И ты действительно возненавидел своего отца. Правда, по другим причинам, но от этого мне было не легче.
Что ж, видимо, я заслужил твой гнев. Может, я в чем-то был не прав. Но я так переживал, когда ты уехал из Брума. Я воспринял это как наказание небес. Но я всегда очень любил тебя и очень гордился тобой…
Последние строки письма Зейн читал сквозь влажную пелену слез. Но мужчинам стыдно плакать, и он держался, как мог, без проявления излишних эмоций. Зейн лишь тяжело вздохнул, прикрыл глаза, откинулся назад и потер рукой бровь.