И вновь пауза, и вновь противный, неприятный звук мотора, шелест магнитофонной ленты… И вновь его, Патрика, голос:
– Да.
– Вы должны дать слово…
– Даю честное слово делать все зависящее от меня для освобождения родины. Даю честно слово помогать Ирландской Республиканской Армии…
Уистен щелкнул кнопкой – диктофон замолчал.
– Ваши слова? – спросил он.
И теперь, после всего услышанного, Патрику ничего более не оставалось, как произнести побледневшими от волнения губами:
– Хорошо, я согласен…
Уистен улыбнулся.
– Иного я и не ожидал.
Патрик, совершенно обессилив после своего согласия, молчал.
– Завтра я заеду в такое же время и проинструктирую, что надо будет сказать… – произнес Уистен, поднимаясь со своего места. – Ну, всего хорошего…
Как и предвидел Уистен, все произошло без особых осложнений: через неделю после того знаменательного разговора, когда Патрик отправился в ближайший полицейский участок, чтобы оформить явку с повинной, ему сразу же и безоговорочно поверили – общественное мнение бурлило, все обвиняли полицию и спецслужбы в бездействии, и последние с радостью ухватились за этого тихого ирландца, который сообщил, что это он подложил в «Боинг» пластиковую бомбу.
На короткое время О'Хара стал в буквальном смысле слова героем дня: его фотографии были напечатаны на первых полосах газет, там же печаталась его подробнейшая, с момента рождения, биография.
По газетным публикациям получалось, что он – страшный, кровожадный человек, который все время только и делал, что изображал из себя порядочного гражданина и честного налогоплательщика.
В его виновности никто не сомневался, скорее – не желали сомневаться, как и обещал Уистен О'Рурк, нашлись многочисленные свидетели, которые заявили, что видели «какого-то человека, очень похожего на этого» в служебном корпусе аэропорта.
Буквально через два месяца состоялся суд.
О'Рурк не ошибся и на этот раз: Патрик О'Хара был приговорен к пожизненному заключению и препровожден в специальную тюрьму Шеффилда.
Больше всего Патрик переживал из-за того, что ему пришлось расстаться с детьми – по постановлению того же суда они были отданы в воспитательный дом города Вуттона, что неподалеку от Оксфорда…
На прощание, обняв Уолтера и Молли, Патрик прошептал сыну:
– Береги Молли, сынок… Теперь ты остаешься за старшего…
Тот, уткнувшись мокрым от слез лицом в его плечо, спросил:
– Папа, это значит, что мы больше никогда не увидимся?
– Отчего же – ты будешь приезжать ко мне… Если захочешь…
Уолтер покачал головой.
– Нет, я не об этом…
– А о чем же?
– Мы больше никогда не будем… Вместе? – спросил мальчик, видимо, подразумевая под словом «вместе» – «на свободе».