– Да, пожалуй, так принято. Я очень сожалею, Лилиан.
– Как странно слышать такие слова из ваших уст! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, скажите мне, милый доктор, за что вы так затянули на мне петлю?
– Я не…
– Нет, затянули! Ваше заключение уничтожило меня. Мой адвокат тут же сказал мне об этом, но я никак не могла поверить, вы производили такое приятное впечатление.
– Если вы будете говорить только об этом, я вынужден буду, к сожалению, уйти.
Она не отступала.
– Ранки на моих пальцах могли же быть и оттого, что я порезалась, снимая с бутылки алюминиевый колпачок, разве не так?
– Да… так могло, конечно, быть, – сказал он с некоторым сопротивлением.
– Почему же вы тогда так решительно утверждали, что порезы возникли от пользования острым лезвием?
– С достоверностью, граничащей с уверенностью, – заявил он, – можно было так сказать, что вовсе не означало отсутствие других причин, по которым они могли появиться.
– А почему же вы тогда так не написали?
– Разработать данную версию было делом вашего адвоката.
– Ах, вот как. – Она криво улыбнулась. – Но, к сожалению, я слишком поздно смогла убедить его в своей невиновности. Он настаивал на моем признании.
– Вероятно, это было бы самое лучшее.
– Значит, вы по-прежнему все еще верите, что именно я это сделала?
– Лилиан, почему вы так мучаете себя и меня тоже?
– Если вы считаете меня убийцей, зачем тогда пришли сюда? Из жалости? К убийце?
– Как вам нравится в здешней больнице? – спросил он, пытаясь сменить тему.
– Отвратительно.
– Но… – Он огляделся в маленькой чистенькой палате. – …у вас здесь очень мило.
– Вы думаете, может быть мило там, где к вам относятся как к последнему отребью? Нет-нет, именно так все они тут на меня и смотрят – эти безупречные сестры и высокочтимые господа врачи!
– Не волнуйся так, детка… через пару дней поедем назад к себе, – сказала фрау Ширмер.
– Там, по крайней мере, никто не посмотрит на меня косо.
– Если вы хотите, – сказал Михаэль Штурм, – я мог бы навещать вас иногда и там, за городом.
– Зачем?
– Я думал…
– Не крутите, доктор, вам хочется переспать со мной – вот и вся ваша проблема. И не делайте такое обиженное лицо, мы взрослые люди и можем себе позволить называть вещи своими именами. Меня это нисколько не оскорбляет. Да и как может быть иначе? Только ничего из этого не выйдет, ведь благодаря вам я здесь надолго. А когда я окажусь на свободе, то буду уже старой.
– Не городите чепухи, – резко сказал он, не будучи, однако, до конца уверен, не видит ли она его действительно насквозь.
Однако ее резкая прямота была ему крайне неприятна, и когда он смог, наконец, распрощаться, то дал себе клятву никогда больше не видеться с ней.